Приближаясь к парню, я старался взирать на мир с точно таким же высокомерием, но, остановившись рядом, позволил себе улыбнуться правой половиной лица и развязно произнес:
– Здорово, братела. Как жизнь?
– Чё те надо? – насторожился парень, приготовившись выбросить окурок и юркнуть в салон «Мерседеса».
– Не узнал? – Я переместил ухмылку влево и временно зафиксировал там. – Я Зугайнова вожу, виделись же с тобой однажды. Мой папик с твоим сейчас на пару в Кремле общую тематику перетирают. Щеки по очереди надувают, умняк на себя напускают и все такое прочее. В общем, бабки люди делают… Нас с тобой тоже когда-нибудь туда пригласят капусткой похрустеть, а? Как думаешь, братела?
В ответ на мою панибратскую тираду парень чуточку приподнял уголки губ и хмыкнул:
– Лучше в крокодильем заповеднике ночью без фонаря гулять, чем в Кремле ошиваться. Вредное это занятие, так я тебе скажу.
– Что правда, то правда. – Я значительно помрачнел лицом. – Так ведь и у нас с тобой работенка не сахар, верно? Жизнь она нам ни хрена не продлевает. Верно говорю, братела?
Все эти риторические вопросы я подкидывал парню умышленно. Еще в бытность работы менеджером выставки-продажи торгового оборудования я открыл и усвоил для себя одно нехитрое правило: заставь собеседника согласиться с тобой два-три раза, и между вами установятся доверительные отношения. На улице пасмурно, а ты: погода, мол, портится, ай-яй-яй… Или просто загни что-нибудь философское про то, что трудные времена нынче, ох-хо-хо… Нелегкие же они, в самом деле? Как тут тебе не поддакнуть?
Многих клиентов я обаял с помощью этой уловки, и дубовский водитель тоже попался на крючок. Вспомнив о своей нелегкой доле, он глубокомысленно покивал и вздохнул так тяжко, словно приволок сюда хозяйский лимузин на собственном трудовом горбу.
– Собачья работа. Жизнь не продлевает, здоровье не прибавляет. Второй год без отпуска. Выходных почти не вижу. Мрак.
«А ты в забой топай, – порекомендовал я ему мысленно. – Там и рабочий день нормированный, и отпуск по графику. Благодать! Это тебе не на чужом «мессере» столичные проспекты рассекать…» Усмехнувшись своим мыслям, я нежно тронул подошвой колесный диск с ущербной звездой в три луча и поинтересовался:
– Броня у твоего бэ-тэ-эра надежная? Девятый калибр держит?
Парень неодобрительно покосился на мою самовольничающую туфлю и ответил:
– Насчет девятого врать не стану, а пули 7,62 как горох отскакивают. Я сам при испытаниях присутствовал. «Мерсу» в бочину всю пистолетную обойму разрядили, а ему хоть бы хны. Подрихтовали потом, отлакировали, и порядок. А вот стекло пришлось менять, хоть оно и пуленепробиваемое.
– Лопнуло? – изумился я.
– Вмялось слегка и трещинами пошло.
– Ну, это не беда. Новое стекло всегда поставить можно. Жаль только голову другую на шею не навинтишь. Не выпускают их, запасные. Сидим мы с тобой, братела, как на пороховых бочках, а в анусе у каждого по фитилю.
Парень нахмурился, засопел и зачем-то сообщил:
– Бензобак у нас специальный установлен, взрывобезопасный. Говорят, хоть спичку в него бросай, все равно корпус выдержит. Какой-то особый сплав, высокопрочный.
– Сплав сплавом, а все-таки лучше не экспериментируй с огнем, братела, – посоветовал я, заглядывая в нутро автомобиля, чтобы заранее полюбоваться на незнакомую мне систему управления. – Видал я однажды, как высокооктановый бензин в «мессере» взрывается, не приведи тебе господь!
– С чего бы это ему взрываться? – сварливо осведомился парень.
Я слушал его вполуха, потому что в оба глаза смотрел на ноутбук, оставленный Дубовым на полке автомобиля над задним сиденьем. Тот самый чемоданчик, с которым он, по словам покойной Ириши, никогда не расстается. Футляр, начиненный взрывоопасной ситуацией.
Я уже обдумывал довольно бредовую идею о том, чтобы схватить ноутбук и подкинуть его у подъезда известного здания на Лубянке, когда дубовский водитель принялся оттеснять меня от распахнутой дверцы.
– Не положено, – хмуро бубнил он, кажется, даже нашаривая пистолет в наплечной кобуре.
Чтобы рассеять его подозрения, я звонко цокнул языком и с деланой радостью воскликнул:
– О, «бошевский» противоугонный блочок! Узнаю. В моей тачке точно такая же заморочка.
– Это херня, – авторитетно заявил парень, окончательно выдворив меня из салона. – Вот германская фирма «Брозе», та действительно веников не вяжет. Такой комфорт обеспечивает, что жопу под собой не чувствуешь. – Он наконец вытащил правую руку из-под пиджака и показал хлопком, какое место имеет в виду.
– Немеет? – посочувствовал я.
– Да ты что! Автоматика запоминает твою фигуру и выдает оптимальный вариант. Плюс четырнадцать дополнительных регулировок. В общем, сидишь как король на именинах.
– Серьезный прибамбас, – одобрил я. – Круто. Надо будет шефу посоветовать обзавестись таким, а то всю дорогу на геморрой жалуется, некогда о политике партии поразмышлять… «Фрезер», говоришь?
– «Брозе», – поправил меня парень.
Он уже занял свое водительское место, и это мне не понравилось. Наружу теперь только ноги торчали, а ведь я его не ударом по коленке собрался оглушать. Очень некстати он втянул свою голову под бронированный панцирь.
Как бы в задумчивости я пошарил рукой в кармане, а когда извлек ее оттуда, на асфальт бесшумно спланировала стодолларовая купюра. Мы оба делали вид, что ее не замечаем, и я, и парень. Он с нетерпением ждал, когда я наконец уберусь прочь, но не мог грубо послать меня на хрен после светской беседы, которая у нас состоялась. Я же ожидал телефонного звонка, на который должен был ответить парень. В результате мы оба маялись, изнывая каждый от своего нетерпения.
– Интересно, как там наши? – промямлил я, щурясь в направлении кремлевской стены.
– Скоро должны быть, – откликнулся парень. – А тебе разве не возле тачки дежурить положено? – В его голосе прозвучало плохо скрываемое раздражение. Он уже успел мысленно пополнить свою наличность моей сотней и злился, что я торчу возле него.
– Помнишь, как в армии говорили? – сказал я. – На «положено» сто пудов наложено…
– Я в армии не служил, – отрезал парень, исподтишка поглядывая на асфальт у моих ног.
Это означало: не друг ты мне и не товарищ, так что вали отсюда поскорее, поскольку стодолларовая купюра на двоих не делится.
– Много потерял, братела. – Я старательно изображал беспечность, но выглядело это все более фальшиво, особенно когда я попытался насвистеть мотивчик знаменитого военного хита группы «Статус Кво».
Парень подсвистывать мне не собирался. Тон его был крайне неприветлив, когда он проворчал:
– Ничего я не потерял. Вот что ты тут забыл, непонятно…
Накаляющуюся обстановку разрядил долгожданный звонок, вернее, вкрадчивое журчание, полившееся из подзаряжающейся трубки.
– Алло! – встрепенулся парень. – Да… Понял… Через пять минут буду на месте… Послушай, – обратился он ко мне, – рули по своим делам. Не до тебя.
– Труба зовет? – Я понимающе подмигнул ему и улыбнулся. – Тогда желаю удачи, братела, хотя мне она нужна сейчас больше, чем тебе. Когда останешься без работы, не поминай меня лихом.
– Не понял? Как это: без работы останусь? Почему?
Я уже почти развернулся к парню спиной, но краешком глаза заметил, как он стремительно нагнулся за оброненной мной сотней. И коротко ответил:
– По кочану!
Тяжелая «мерседесовская» дверца, которую я резко толкнул от себя, приголубила доверчиво обращенное к ней темечко. Парень по-заячьи вскрикнул и попытался поднять голову, чтобы изумленно посмотреть на меня, но вместо этого вывалился из машины, так и не успев распрямиться.
Взглянув сверху вниз на его пальцы, которые мертвой хваткой продолжали держать серо-зеленую
