- Чувствую, есть.
- Чувствуешь или думаешь?
- Для дум материала пока маловато, Григорий Степанович. Но дело это, конечно, наше, по всему видно. Я был неправ. Извини.
- Красиво излагаешь. И с достоинством.
Люсин беспомощно улыбнулся и развел руками.
- Только за этим и пришел? - Генерал прищурился и свободно откинулся в кресле, разглядывая Люсина.
- Разумеется, нет. Этикет рекомендует светским людям улаживать подобные вопросы как бы между прочим.
- Не понял. Светским или советским?
- Светским, Григорий Степанович, но это не значит, что советские люди не могут являться одновременно и светскими тоже... Я шучу, конечно, ибо свет уже давно не тот.
- Я тебе, кажется, говорил, что после юрфака ты стал мне меньше нравиться?
- И неоднократно. Но что делать? Университетское образование даже мурманскому бичу придает известный лоск. Допускаю, что некоторым это может прийтись не по вкусу. Профессиональный юрист, даже доцент, видимо, должен чувствовать ко мне кастовую, я бы сказал, ревность. Это кауза эффициэнс.
- Действующая причина, говоришь? Так-так... На твоем месте я бы не стал здесь козырять латынью. Ведь я-то знаю, что больше тройки ты никогда не имел.
- Зато римское право я сдал на пятерку, равно как и криминалистику.
- 'Отлично' я, помню, поставил тебе из милости... Все-таки профилирующий предмет... Говори, с чем пришел. Только быстро.
- Нужен совет. Я нарвался на шишку, которая не пожелала меня принять.
- Кто это?
- Членкор Дубовец. У него работал Ковский. Конечно, я могу порасспросить сослуживцев, что и сделаю, но, боюсь, без его по меньшей мере благожелательного нейтралитета мне далеко не продвинуться. Насколько можно судить по первому телефонному разговору, обстановка в институте сложная.
- Тебе поручен розыск, действуй по закону. При чем здесь обстановка?
- 'Всякое право установлено для людей' - 'Омнэ юс хоминум кауза конститум эст'. Так вот, от товарища Дубовца, кроме жалобы, мы ничего не получим. Мне наплевать, но расследованию это повредит, причем в самом начале. Для пользы дела Дубовца надо нейтрализовать.
- Пообломался, Володя? Политиком стал? - усмехнулся генерал.
- Что делать? Учимся понемногу.
- Вижу. Как, по-твоему, его лучше прижать?
- Если интуиция меня не обманывает, наиболее действенной может оказаться протекция какого-нибудь вышестоящего товарища. Фому Андреевича надо попросить сделать одолжение и оказать всяческое содействие имярек. Высокая протекция позволит ему, не теряя сиятельного имэджа, снизойти до малых сих.
- Хорошо. Я понял. Только не надо так длинно. И паясничать не надо.
- Слушаюсь, товарищ генерал, и благодарю.
- Что такое имэдж, Володя?
- Чисто американское выражение. Оно означает лицо человека, как оно выглядит в зеркале общественного мнения.
- Общественного! - Генерал поднял палец. - Здесь же, насколько я тебя понял, речь идет скорее о внутреннем зеркале. Так?
- Совершенно верно.
- Тогда все. Иди работай, а я тебе позвоню. Впрочем, постой, хочу посоветоваться с тобой по поводу одной идиомы. - Генерал раскрыл справочник и вынул закладку, на которой были записаны английские выражения. - Вот смотри...
- Уэбстер! - сказал Люсин, наклоняясь. - Где приобрели такое сокровище?
- Презент, - смущенно улыбнулся генерал и, услышав приглушенный гудок, снял трубку с мигающего зеленой лампой селектора. - Никак не отыщу вот эту фразу... Слушаю вас, - сказал он. - Да, он у меня. Сейчас позову. Тебя, - подмигнул он Люсину. - Дежурный по городу разыскивает.
- Старший инспектор Люсин у телефона!
- Привет, Владимир Константинович. Подполковник Баев тебя беспокоит.
- Да-да! Что у тебя, Петр Кузьмич?
- Найден бумажник с документами на имя того самого Ковского Аркадия Викторовича, о котором ты говорил... Паспорт, служебное удостоверение, бумажки всякие, пять рублей денег и билет четвертая зона - Москва, Киевской железной дороги.
- За какое число?! - крикнул Люсин.
- Дата вчерашняя. Двадцать второе июня. Ноль часов с минутами.
- Огромное спасибо тебе, Петр Кузьмич, сейчас выезжаю! А где нашли-то?
- На Кольцевой автостраде, чуть подальше съезда на Ленинский проспект... Инспектор ГАИ Петров обнаружил... Ну, до скорого!
- Подкинули? - спросил генерал, когда Люсин задумчиво положил трубку.
- Не знаю, Григорий Степанович. Все может быть... Но билет этот... Так что за фраза? Ах, это Range of vision, вы совершенно правы, означает 'поле зрения', а within range - 'на расстоянии выстрела'.
- Вот это-то мне и надо! - обрадовался генерал. - Больно уж статья интересная попалась.
В другой раз Люсин не преминул бы найти фразу в словаре и указать на нее генералу, что называется, ткнуть пальцем. Но он был настолько заинтересован этим билетом, что лишь рассеянно улыбнулся и поспешил к себе.
- Гараж? - спросил он по внутреннему. - Люсин вас приветствует. Мне бы машину...
Глава седьмая
АЛГОРИТМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
В субботу утром Люсин, не заходя к себе в кабинет, направился прямо в научно-технический отдел. Поломав вчера изрядно голову над графиком расследования, он пришел к выводу, что, прежде чем окунуться в малознакомый научный мир, следует подбить бабки: как можно скорее выжать максимум информации из того немногого, что было обнаружено на месте происшествия.
Он позвонил Генриху Медведеву и Володе Шалаеву, объяснил, что, как ни жаль, встреча не вытанцовывается - он не приедет. Ловля бычков и уха откладывались, таким образом, на неопределенное время. Посетовав на судьбу, решили сбежаться во вторник ориентировочно в Доме журналистов. Договариваясь об этом, Люсин почти наверняка знал, что ничего не получится. Впереди маячил НИИСК.
Свой визит в НТО он решил начать с лаборатории электронно-вычислительной техники. Во-первых, надо было дать химикам побольше времени на анализы, во-вторых, почерк проникновения в Жаворонках, это было ясно с самого начала, давал в руки следствия многообещающую нить. Да, почерк был характерный.
Как тут не пожалеть о легендарных временах узкой специализации! Может, и жить было бы легче...
Преступный мир в ту далекую эпоху четко делился на 'медвежатников', 'домушников', 'скокарей', 'кукольников', 'фармазонов' и т. п. Сыщики тоже делились по интересам. Ловец дотошно изучал поле своей охоты и зачастую был лично знаком с наиболее выдающимися представителями опекаемой профессии. По одной лишь манере, с какой была взята касса, ограблен дом или проведена мошенническая операция с 'куклой', имитирующей пачку червонцев, сыщик мог, не прибегая к картотеке, определить, кто есть кто. Назывались три-четыре персоны, производилась проверка, и виновник торжества оказывался за решеткой. А как протекал допрос? Об этом поэмы слагать можно.
Разве позволил бы себе 'классный специалист' тех лет отрицать очевидное? Выкручиваться? Нет, у этих людей была своя, пусть воровская, но этика, джентльменский кодекс. Они встречались со следователем, как со старым знакомым, уважая в нем равноправного соперника, почти коллегу. Право, было в этом что-то от
