заколочена изнутри).
F. Если условие E невыполнимо, Pf. Проникновение затруднено?
проникнуть в дом через
трубу камина.
G. Если условие E невыполнимо, Pg. Проникновение возможно?
залезть в окно. Если нельзя
вырезать или тихо выдавить
стекло извне, удалить
замазку.
H. Похитить N и его вещи. Ph. Похищение состоялось?
K. Если обстановка позволяет, Pk. Обстановка позволяет?
вмазать стекло на место.
L. Покинуть объект.
- Вы согласны с этим? - спросил он, после того как Люсин прочитал запись. - Все понятно?
- В принципе да... Мне не совсем ясно только, зачем понадобились вам D, E и F, если достоверно известно, что в дом залезли через окно, а не через камин, а на дверях не обнаружены следы взлома?
- А как, по-вашему, действовал преступник? Он что, сразу же решил вынуть стекло, заранее отбросив другие, быть может, более легкие варианты?
- Нет, конечно, он, видимо, все разведал, изучил.
- Значит, он все же имел в виду, хотя по размышлении и отбросил то, что мы обозначили позициями D, E, F? Так?
- Так, - вынужден был признать Люсин.
- Чего же вы тогда хотите? Как иначе можно записать логический ход противника, как вы называете, - его почерк?
- Вы правы. Гурий. Я принимаю вашу запись.
- В таком случае, весь ход событий может быть представлен следующим образом.
Гурген взял у Люсина запись и вывел итог:
(см. прилагаемый рисунок)
- Понимаете? - спросил он, перебрасывая обратно листок. - Если условие исполнено, стрелка направлена вверх, и соответственно наоборот. Алгоритм как бы назначает очередность возможных операций и управляет ею.
- Прекрасно, - сказал Люсин. - А что дальше?
Он понимал смысл проделанных Гургеном операций, хотя и было ему не совсем ясно, зачем нужна вся эта буквенная алгебра с ее системой стрелок, когда сама картина преступления предельно проста. Видимо, этого требовала специфика машинного интеллекта.
- Советую взять этот способ на вооружение. Он удобен для детального анализа самого преступления и подготовки к нему, манеры проведения операции, сокрытия следов и так далее.
- Да, - согласился Люсин. - На первых порах, когда преступник неизвестен и многое еще не ясно, приходится строить слишком много гипотез. Здесь легко впасть в ошибку, а логическая запись все же как-то дисциплинирует... Но что же последует дальше, Гурий?
- Это уже наша забота. Алгоритм преступления есть. Общую формулу ничего не стоит вывести, а там уже как получится...
- Не понял! - Люсин непроизвольно воспроизвел интонацию генерала. Что значит - как получится? Я понимаю, что формулы нужны не только для машины, но и для нашего брата сыщика. Одно дело - протоколы, которые каждый пишет по-своему, где масса неясностей и разночтений, другое формула с ее железной определенностью и отсутствием полутонов. Только 'да' и 'нет' и никаких 'может быть'. Сама по себе она в расследовании не поможет, хотя и необходима для унификации преступлений, для записи их на ваши ленточные барабаны. Но я хочу знать, что вы станете делать со всей этой писаниной. Я как себе представлял?
- Ну-ну, интересно, - поощрил Гурген.
- Вы вводите формулу в компьютер, и он тут же выдает все аналогичные варианты, как это имеет место с дактилоскопией.
- Очень хорошо. Вы правильно себе представили нашу работу. Собственно, в машину закладывается не сама формула, а ее цифровой код, но суть от этого не меняется. Вы на высоте.
- Значит, вы заложите данные в машину?
- Выходит, так. - Гурген недоуменно выпятил губу. Похоже было, что он перестал понимать Люсина. Не знал, чего он еще от него хочет.
- Но какой в том смысл? - Люсин упорно гнул свое. - Насколько мне известно, картотеки преступлений, как таковой, не существует. Картотека преступников есть, дактилоскопическая коллекция - тоже, но кодирование преступлений...
- Вот вы о чем! - догадался Гурген. - А мне невдомек... В известном смысле вы правы, Люсин. Работы по унифицированному кодированию всех преступных деяний еще далеко не закончены. Но как вы думаете, почему я тогда взялся за ваши Жаворонки? Чтобы голову вам заморочить?
- Нет, но...
- В том-то и дело! Всякое исследование начинается с наиболее характерных, отличающихся резко индивидуальными свойствами случаев. Разве не так? Мы тоже брали за основу не одни карманные кражи и не убийства из ревности. Поэтому если при разборе карточек кто-нибудь наткнулся на сходный случай со стеклом, то я почти уверен, что его включили в программу. Понимаете? - Гурий отложил ручку.
- Не до конца... Я как рассуждал? Случай действительно уникальный. Индивидуальность, профессионализм тут налицо. Не может быть, думаю, чтобы никто не вспомнил в этой связи артистов, авторов, так сказать. Но ход моих мыслей ясен. Я-то от дела исхожу, от преступления, а вы? Вам-то зачем за такой именно случай цепляться? Почему с банковских сейфов не начать?
- Я же объясняю вам, чудак-человек, что ваш случай исключительно неординарный! Много ли вы знаете 'домушников', которые вставляют потом стекла? То-то и оно! Здесь, грубо говоря, узкий круг специалистов, и нам поэтому куда легче попасть в точку, угадать. Нет, мы не могли пройти мимо такого случая. Работа предстоит большая, средств много требуется, а отношение к нам еще скептическое, особенно у зубров, поэтому нам ошибаться нельзя. Уверяю вас, хотя это между нами, что мы в первую голову отбирали то, что сулит больший успех. Начинать надо с удач, Люсин. - Гурген рассмеялся. - Банковский сейф я бы, может, от вас и принял, но с убийством из ревности или в состоянии аффекта ко мне и не суйтесь.
- Что это вы так против ревности настроены?
- А вы как думаете?
- Наверное, потому... - Люсин задумался. - Потому, наверное, что подобное деяние совершают кто как бог на душу положит и преимущественно раз в жизни?
- Вновь отдаю вам должное. - Гурген привстал и раскланялся. Совершенно справедливо! Такой профессионал, как ваш стекольных дел мастер, отработал свои приемы до тонкости, не раз и не два был в деле, и поэтому почти наверняка можно сказать, что стоит на учете в нашем диспансере.
- О, в этом-то я уверен! Оставь он пальчики, мы бы уже знали его ФИО и прозвище, а так приходится надеяться, что кто-то из ваших программистов польстился на экзотику и закодировал сего народного умельца.
- Надейтесь, Люсин, надейтесь, а мы пока будем вычислять вариабельность. Когда-нибудь, я уверен, на машинах запишут весь комплекс характеристик каждого человека, и преступность исчезнет. Потеряет всякий смысл.
- Вы хороший кибернетик, Гурий, но тут вы загнули. Криминолог из вас никакой. Преступление - это пережиток, который отмирает. - Люсин расстегнул верхнюю пуговицу халата - в 'аквариуме' было душновато. - Да и преступлений, видимо, станет меньше, потому что сознательность возрастет. Но насчет следа вы правильно сказали. След всегда остается. Хоть какой-нибудь! Важно лишь суметь увидеть его. По теории игр, если я верно понимаю, партнеры мыслятся примерно равными, но в нашей игре преимущество всегда на стороне следователя. Даже если преступник умнее его, тоньше, изобретательнее. И все дело в следах. Они всегда сугубо индивидуальны, потому что оставил их человек, а не бог и не дьявол. Одинаковых людей нет: голос, волосы, отпечатки пальцев и губ, кровь и все выделения внешней секреции
