устремились в долину, сворачивая по пути камни, ломая опутанные лианой стволы. В считанные минуты всё вокруг было залито вспененной водой и, подобно небесной тверди, засверкало яростным металлическим блеском. Но тут же горячая завеса пара, как матовое стекло, смазала все очертания. Остались лишь мутные вспышки, грохот и рев.
Гималайских купцов Лобсана и Пурчуна непогода захватила вблизи перевала. Сначала они решили искать приюта в маленьком храме, посвященном хранителям гор, но все подходы к нему заросли, а продираться сквозь дебри опутанных колючками можжевельников и рододендронов было немыслимо.
- Пойдем лучше вниз, - предложил более опытный и хорошо знавший эти места Пурчун. - Там много пещер, и мы наверняка набредем на одну из них.
- Да сохранят нас боги в эту лихую ночь! - согласился Лобсан и поспешил вслед за товарищем, который, закрыв рукой лицо от молнии, сошел с дороги и остановился под сосной.
- Того и гляди, хлынет! - сказал Пурчун, взглядом выискивая спуск. Где-то здесь должна быть тропинка.
- Ом-мани-падмэ-хум! - Лобсан только прошептал охранительную формулу, которая, как его учили, годилась на все случаи жизни. - Наши ламы в такую ночь выпускают в помощь путникам небесных коней.
- Слушай больше! - огрызнулся Пурчун, вырывая плащ из когтей ежевики. - Неужели ты и вправду веришь, что бумажные лошадки, которых пускают по ветру монахи, превращаются в живых скакунов? Ты видел это своими глазами?
- Однажды я нашел в горном ущелье оседланную лошадь!
- Где это было? - Пурчун ловко спрыгнул с высокой ступени и остановился, чтобы помочь спутнику.
- В Ладаке. У красной скалы, где нарисован Махакала и стоят пять белых ступ.
- Знаю это ущелье. - Пурчун, прижавшись спиной к нависшему над обрывом камню, обогнул опасное место. - Наверняка лошадь принадлежала какому-нибудь путнику.
- Куда же он тогда девался? - возразил догнавший его Лобсан.
Жители неприступной гималайской страны, где сверкающие хребты царапают небо, а в пропастях стынет синий туман, они не боялись здешних невысоких гор, вершины которых не знают снегов. Даже когда обрушился ливень и по отвесной, поросшей цепкими вьюнками стене хлынули глинистые потоки, они продолжали спускаться все так же уверенно и быстро.
- Куда же тогда девался человек? - вновь спросил Лобсан, когда они присели передохнуть в неглубокой нише.
- Может быть, он упал в пропасть или его утащили духи, - высказал предположение Пурчун. - Но скорее всего лошадь просто убежала вниз с ближайшего перевала... А что ты с ней сделал?
- Как - что? - удивился Лобсая. - Взял себе!
- Даже не попытался отыскать хозяина?
- Зачем? Я был уверен, что это небесный конь, которого послали мне ламы!
- Сказки! Я встречал таких красивых лошадок! - усмехнулся Пурчун. Они запутались в кроне старого кедра... А человек, чью лошадь ты взял, мог без нее погибнуть.
- Дар богов следует принимать со смирением.
- Шакьямуни* учит нас помогать людям.
_______________
* Ш а к ь я м у н и - одно из имен Будды.
- Не будем спорить, Пурчун! - вздохнул Лобсан. - Да минует нас гнев здешних богов. Я тебе говорил, что не следовало продавать лошадей.
Они действительно, выгодно распродав в городе все сто восемь тюков сомы, собранной в сиккимских горах на шестую ночь после полной луны, сбыли и всех лошадей вместе с повозками. Поэтому и возвращались теперь на родину пешком.
- Куда бы ты девался сейчас со своей лошадью? - огрызнулся Пурчун. К тому же мы взяли за них хорошую деньгу!
- Что верно, то верно, - согласился Лобсан. - Мы выручили за своих лошадей чуть ли не втрое.
- Вот видишь! А в Непале мы купим яков и, не успеешь оглянуться, очутимся дома.
- А что они находят в нашей траве, эти прессующие? - Лобсан вынул из-за пазухи ячменную лепешку и, разломив, дал половину товарищу. - Арак, который тибетцы гонят из молока, думаю, окажется покрепче.
- У каждого народа свои обычаи. - Пурчун принялся лениво крошить лепешку, бросая кусочки в рот.
- Это, конечно, так. - Лобсан недобро усмехнулся. - Но ты заметил, как они относятся к нам?
- А как? Купили весь товар и цену дали хорошую.
- Неужели ты не заметил, как они смотрели на нас, эти дважды рожденные?* Как на нечистых животных! Они брезгали прикоснуться ко мне даже мизинчиком!
_______________
* Д в а ж д ы р о ж д е н н ы й - так называли себя брахманы.
- У каждого народа свои обычаи, - упрямо повторил Пурчун. - Они и к своим так относятся. Брахман никогда не сядет есть рядом с крестьянином или купцом. Таков закон.
- Наши ламы ведут себя не так.
- Разные ламы бывают...
- Мы с тобой в глазах брахманов нечисты вдвойне! Удивляюсь, как они пьют потом молоко из нашей травы, - Пурчун засмеялся, - после наших нечистых рук.
- Это их дело.
- Ты прав, Пурчун, что каждый народ живет по-своему, но согласись, более дурацких обычаев, чем здесь, нет нигде в мире. Только посмотреть, как они покупают сому, и то можно со смеху надорваться. Коровами расплачиваются!
- И только белыми, - подхватил Пурчун, - а глаза чтобы золотые... Где это видано, чтобы у коров были золотые глаза?
- А им все равно! - махнул рукой Лобсан. - Скажут, что дают тебе за воз травы корову с золотыми глазами, и кончено. Какие они на самом деле, никого не интересует. Чудеса прямо...
- Нам-то что? Коли на базаре можно тут же продать корову...
- Не продать, - наставительно поправил Лобсан, - а обменять. Корову с золотыми глазами сперва меняют на золотую траву, а потом она уже зовется белой, выменивают обратно на белый металл - серебро. Как тут удержаться от смеха?
- Достань из-за пазухи мешочек с серебром и позвени. Сразу станет не до смеха.
- Что верно, то верно. - Лобсан сразу поскучнел. - Для себя не так-то много останется! Куда ни ступи, всем надо дать: страже, отшельникам, старосте...
- Ты забыл монастырь, - подсказал Пурчун. - А это как-никак третья доля.
- Думаешь, монахи знают, сколько мы выручили?
- Тут ты, я вижу, не очень боишься надуть богов? - засмеялся Пурчун, довольный, что сумел поддеть приятеля. - И лошадь, как я понимаю, ты тоже ламам не возвратил?
- Что ты! Как можно? - испугался Лобсан. - Я просто так сболтнул. Разве можно обмануть главного ламу, в котором воплотилась душа чудотворца Падмасамбавы? Он все видит наперед, все знает издалека.
- А лошадь у красной скалы? - напомнил Пурчун.
- Что лошадь? Лошадь я продал, - тихо сказал Лобсан и опустил голову.
- Как? Как ты сказал? - Пурчун приложил ладонь к уху. - Повтори! Я не расслышал. - Грохот небесной битвы действительно заглушал нормальную речь. Поэтому они почти кричали друг другу, хотя и сидели бок о бок. - Если ты продал лошадь, то деньги все равно нужно отдать монастырю.
- Как бы нас не затопило! - Лобсан сделал вид, что тоже не расслышал, и указал на несущуюся мимо них воду.
Горные потоки и дождевые струи, плотной тканью срывающиеся со скального козырька, пока не заливали нишу. Рядом находился обрыв, и тропинка слишком круто обвивала гору, для того чтобы вода успевала накапливаться. Она стремительно низвергалась, унося с собой мелкий лесной сор, обрывки
