- Все-то у тебя легко, Фрол.
- Вру, что ли? Да у меня, если хочешь знать, бабка в нянечках на трех с половиной ставках работала. При полном пенсионе! Она как главврача или директора там облает, так того санитары на носилках уносят. А профессоров, ординаторов всяких знаешь как шугала? Все перед ней на задних лапках. Иди сыщи себе другую уборщицу, ишь ты, шустрый какой!.. Да не боись ты никого. Мало ли почему человек на работу не вышел?
- Так уважают меня в институте, Фрол... Неловко как-то.
- А чо им тебя не уважать? Рази ты плохой человек? Держатся они за тебя, дура. Понял? А потому тебе все позволено.
- Меня ведь туда милиция определила. Сам товарищ Люсин Владимир Константинович позаботился.
- Посадить он тебя позаботился. Так оно точнее будет. Я тебе еще в колонии объяснял, что вору в законе с мусорами не по пути. А ты переписку затеял, дура. И с кем? С легавым! Ну не чокнутый?
- Он же мне сам письмо прислал, Фрол, первый. И срок мне по его милости на два годочка скостили. Хорошие люди - они везде есть. На работу опять же устроил...
- Ну и вали отсюда, если ты такой благодарный, закладывай кореша, авось зачтется... - Стекольщик плюнул сквозь стиснутые зубы в тлеющие угли.
- Обижаешь, Фрол. - Витёк повернулся к нему спиной. - Я добро не забываю.
- Оно и видно.
- Я потому и пошел с тобой, что жизнью тебе обязан. И никогда того случая на лесоповале не позабуду.
- Эх, Витёк, Витёк, дурья твоя башка! Нам бы только отсюда выскочить, а там - поминай как звали. Со мной, браток, не пропадешь. Полкуска в месяц я тебе гарантирую.
- Мне, Фрол, и зарплаты почти что хватает. Я ведь давно завязать решил. Если бы ты меня тогда не уговорил... - Витёк побросал кости в огонь и, выдрав клок белого моха, обтер руки.
- Люблю добрых людей, - усмехнулся Стекольщик. - Сам потому как добрый. Никому зла не желаю. За всю жизнь мухи не обидел. Только жизнь она какая, Витёк? Беспощадная она, лютая. А человеку, поимей в виду, никогда никакой зарплаты не хватает. Вот и кумекай, изворачивайся. Нам много не надо, запасов не делаем и сберкнижек не заводим, а обеспечить себе сносное существование должны. Кто ж мог подумать, что так выйдет? Упокойничек нам здорово подгадил. Не то сидели бы мы с тобой теперича в 'Якоре' и красную икру ложками лопали.
- Страшное дело, Фрол. Я потому и потянулся к тебе, что ты не лютый. Кровь человеческую даже в драке проливать - последнее дело... А в Жаворонках, что говорить, не подвезло.
- Лишь бы не прознали, что мертвое тело исчезло. Не то копать начнут, как бы не доискались. Авось билетик выручит. Уехал человек на поезде и сгинул. Ищи ветра в поле... Следа мы вроде бы не оставили... Не должны. Номер отмоем, протекторы переменим... Кто нас видел? Никто!
- Я как чувствовал, когда на дело шел. Порошочек захватить догадался.
- Какой еще порошочек? - насторожился Стекольщик и, опершись локтем, тяжело перевалился на бок.
- Ого-го! - хитро прищурился Витек. - Еще какой порошочек! Вонливый...
- Тебе кто велел? - тихо спросил Стекольщик.
- А что? - испугался Витёк. - Разве нельзя?
- Нет, ты скажи, кто тебе велел? Ты меня спрашивал?
- Я же как лучше хотел!
- 'Лучше'!.. А ну говори, что за порошок! - крикнул Фрол.
- Почем я знаю? И чего напустился... На работе взял.
- Ах, на работе! Как вам нравятся эти честные труженички? Хапают, что под руку подвернется, обворовывают родное отечество. Надо не надо, все едино - берут... А если тебя по этому порошку найдут теперя, тогда что? Лапоть ты, необразованность серая... Начистить бы тебе рыло...
- Неужто могут найти? - закручинился Витёк. - Как же это?
- Горе ты мое! - Стекольщик сел и тяжело уставился на кореша. Ничему-то ты не учишься. Сколько раз наказывал: первое дело - не оставляй следов. А ты? Да что же это творится? Какой такой порошок? Говори сей момент!
- Вроде сахара-песка, Фрол, только с запахом. Лучше сам погляди. Витёк вскочил и кинулся к мотоциклету.
Из сумки с инструментами достал стеклянную баночку с навинченной зеленой крышкой и нерешительно приблизился к Стекольщику.
- Вот, - смущенно потупился он.
Стекольщик взял стекляшку двумя пальцами, осторожно встряхнул.
- Не, - покрутил он головой. - На сахар не похоже. Больше на закрепитель-гипосульфит. Фотографией занимался?.. Ишь ты, кот перченый, инициативу проявил! - Он отвинтил крышку, потянул носом и весь аж перекосился от отвращения. - Смердит, что твоя мертвецкая. Все нутро выворачивает. Куда сыпал?
- Да вдоль забора, уезжали когда... Думал, собаки...
- Твоей башкой не думать надо, а след мотоциклетный затирать. Какие, к черту, собаки? Их нюхало дальше дороги не фурычит. Оборваны концы! Соображать надо... А по этой дряни нас искать будут! - Стекольщик яростно завинтил банку, встал и, подойдя к самому берегу, зашвырнул ее куда подальше.
Витёк, виновато опустив голову, ковырял носком остывающие головешки.
- Значит, так. - Стекольщик стал рядом и по-наполеоновски скрестил на груди руки. - Давай шины менять. Давно пора... А я номером займусь. Может, никто нас и не заметил, но береженого бог бережет. Потому действуй...
Витёк кивнул и заковылял к своей 'Яве'. Стекольщик проводил его хмурым взглядом, помедлил с минуту и пошел вслед.
Работали они молча и слаженно. Отвязали от коляски брезентовый сверток с новехонькими шинами и быстро 'переобули' все три колеса. Потом Стекольщик нацедил из бака полбанки бензина, обмакнул в него ветошь и принялся яростно драить жестяную дощечку с номером. Усилия его оказались весьма успешными. В результате чудеснейшей метаморфозы номер 35 - 48 МОЕ превратился в 86 - 45 МОВ, а смытая краска целиком растворилась в бензине, который уподобился грязной бурде, или впиталась в тряпку.
Когда работа была завершена, Стекольщик выплеснул банку в остывший костер. Неистово полыхнуло пламя и пошло лизать выжженную проплешину земли. Тщательно обтерев руки, Фрол бросил в огонь ветошь, которая тут же занялась яростными коптящими языками.
Потом он знаком велел корешу раздеться, снял штаны сам, и они покатили к озеру старые шины, малость порыжевшие от въедливой торфяной пыли. Чавкал под ногами жирный озерный ил, шелестел подминаемый камыш и жесткие хвощи шуршали по резиновой насечке, но Стекольщик с Витьком продирались всё дальше, пока не зашли в воду по колено. Тут они притопили свое добро, а когда со дна поднялись клубы мути и вырвались быстрые пузыри, побрели назад.
Но на обратном пути их подстерегала беда. Кто ищет, тот и обрящет, всегда найдет. Видно, недаром так панически боялся змей бедный Витёк. Останавливаясь и замирая при каждом шаге, пробирался он к берегу. Медленно ставил ногу, всматривался в белые корневища. Фрол Зализняк бездумно пер, не разбирая дороги и вспугивая всякую живность, которая всегда уступает тропу уверенному и сильному. Он первым выбрался на берег и тут же повалился на облюбованное лежбище. Бензин уже прогорел. В черных головешках бегали золотые жучки.
В этот момент и наступил Витёк на гонимую пожаром змею, которая заползла отлежаться в прибрежную осоку. Обычно змеи не нападают на человека. Яд служит им для охоты - священного права всякого существа на земле. Но когда змею пытаются схватить или ненароком на нее наступают, она атакует молниеносно и беспощадно.
Истошный вопль Витька сорвал Стекольщика с места. Он бросился к озеру, не понимая, что происходит, но тут же увидел танцевавшего на одной ноге кореша и все понял.
'Эх, Витёк-Витёк, не уберегся-таки, накликал! Видно, везет тебе как утопленнику'.
Первоначальный крик боли и ужаса сменился стоном и причитаниями. Зажав ужаленную стопу руками,
