Этого он не знал и не задумывался над этим. Непроизвольно, вдохновенно он уже настраивался на ее волну, на ее мир, которого он еще не видел, но который уже был интуитивно понятен и близок ему.
Он вышел из-за стола и, подойдя к ней сзади, осторожно коснулся обтянутых тонкой сухой кожей пальцев, лежащих на острых ее плечах.
- Мы непременно найдем нашего Аркадия Викторовича, - проникновенно, с неподдельной убежденностью и теплотой пообещал он.
И обещание это вместе с участливым, дружелюбным прикосновением вызвали в женщине гипнотические перемены.
Она подняла на него молящие, переполненные слезами глаза и вдруг улыбнулась.
- Я вам верю! - Она храбро проглотила подступившую к горлу горечь и насухо вытерла веки. Потом раскрыла сумочку, нашла пудреницу и привела себя в порядок. Даже губы подкрасила сиреневой помадой, в тон лиловатому отливу волос. - Как вы думаете, он еще жив? - чужим, непослушным голосом спросила она и защелкнула никелированный замок сумки.
Люсин хотел улыбнуться ей, успокоить снисходительным жестом и, укоризненно покачав головой, сказать: 'Ну что за вопрос такой нелепый? Конечно, жив! Как же иначе?' Но ничего не получилось. Он опустил руки и молча стоял над ней, не подвластный первоначальному движению души. Было ли то интуицией, непостоянной и капризной, в которую сам он то верил, то нет? Или же предчувствием внезапным, которое вдруг тоскливо и ненавязчиво вкралось к нему в мозг, сжало едва ощутимо сердце? Люсин ничего не знал. Совершенно ничего! Разрозненные слова 'запертый на крючок кабинет', 'следы борьбы' и 'похищен только старый ковер' не могли сложиться в законченную картину. Даже наметки еще не было никакой, потому что женщина не успела ничего ему рассказать. Но утешить ее он не мог. И не потому, что не хотел обмануть. В таких случаях обмануть легко, в таких случаях обманывать можно. Да если бы Люсин наверняка знал, что нету в живых ее брата Аркадия Викторовича, то и тогда он, возможно, нашел бы подходящие случаю слова утешения. Но он ничего не знал, а успокоительных слов, тем не менее, не находилось. Нечто большее, чем знание, пришло в ту минуту к нему. Вот только не помнил он, как зовется эта смутная тоскливая тяжесть: предчувствием, интуицией или еще как? Оттого и слов нужных не находил, что не мог сосредоточиться. Вглядывался в сумеречное зеркало, вдумывался, искал причину странного своего состояния. На миг подумалось, что прав, конечно же, Юрка, и это солнце повелевает всем человеческим естеством. Что-то там изменилось внезапно в расплавленных недрах, какие-то корпускулы и лучи ворвались в атмосферу, взбаламутили кровь, и вот пожалуйста, налицо престранное состояние, когда человек теряет всякую власть над собой.
- Что с вами? - прошептала Ковская. - На вас лица нет! Умоляю! Не скрывайте от меня! Где Аркаша?
- Ничего я не знаю, Людмила Викторовна. - Люсин поморщился и замотал головой. - Спазм, видимо... Уже прошел... А о брате вашем ничегошеньки я не знаю. Час назад о нем впервые услышал, когда с заявлением вашим знакомился. Вот так! Лучше расскажите мне, как все было, а там видно будет, там что- нибудь сообразим.
- Да что же рассказывать? - Она сделалась суетливой и раздражительной. - Я все написала... Сама ничего понять не могу, недоумеваю! Места себе не нахожу!
- Ладно. - Люсин уселся за стол и посвободнее вытянул ноги. - Тогда я, чтоб помочь, несколько вопросов задам. Позволите?
- Ради бога! Сделайте одолжение!
- Начнем с азов. Какая у вас семья?
- То есть как это - какая?.. Хорошая! Интеллигентная, одним словом, семья.
- Боюсь, что мы друг друга не поняли. - Люсин уже непринужденно улыбался. - Меня интересуют остальные члены вашей с Аркадием Викторовичем семьи.
- Мы одни на всем белом свете.
- Вот как? И давно?
- С тех пор, как Аркашенька овдовел.
- Точнее, пожалуйста. Кто была его жена? Как они жили?
- Его жена, Маргарита Васильевна Званцева, была актрисой, певицей, так сказать, работала от Москонцерта. Она погибла пять лет назад в воздушной катастрофе, когда летела на гастроли... Но я не понимаю, какое все это имеет отношение к конкретному случаю?
- Очень прямое, - терпеливо объяснил Люсин. - Согласитесь, милая Людмила Викторовна, что мне необходимо ясно представить себе мир, в котором жил ваш брат, круг его интересов, состояние, так сказать, духа. В противном случае мы не сдвинемся с места. Разве можно разыскать человека, о котором ровно ничего не известно? Вот вы сказали мне, что он вдовец, и я знаю теперь, что его не нужно искать у жены, ибо таковой, к сожалению, уже нет... Напрашивается другой вопрос: дама сердца?..
- Исключено, - категорически отрезала Ковская.
- Видите ли, Людмила Викторовна, я нарочито утрирую вопросы, чтобы вы поняли круг интересующих меня проблем. Даму сердца я взял, так сказать, лишь для примера и готов согласиться с вами, что это исключено. То есть я готов просто поверить вам на слово, потому как ничего об Аркадии Викторовиче не знаю. С первого взгляда мой вопрос вроде бы вполне закономерен. Не так ли? Отчего, спрашивается, не старому, - он покосился на собеседницу, - можно сказать, даже сравнительно молодому вдовцу и не заиметь, одним словом, симпатию, приятельницу... Но раз вы говорите исключено, - быстро добавил Люсин, - значит, исключено.
- Да, исключено. После трагической гибели Риточки женщины перестали интересовать Аркадия Викторовича. Он живет исключительно ради науки.
- Вот и прекрасно. В свой черед дойдет дело и до науки. - Люсин лихорадочно подыскивал формулировку очередного вопроса.
Слова 'трагическая гибель Риточки' не обманули его насчет истинного отношения Ковской к покойной актрисе Званцевой. Усмешка, с какой произнесла она, 'так сказать, певица', говорила о многом.
- Видимо, ваш брат не только любил жену, но и гордился ею? - Вопрос его прозвучал как утверждение.
- Да, он любил ее, - нахмурилась Ковская. - Но гордился ли? Чем, собственно?
- Ну как же? - Люсин искусно разыграл изумление. - Знаменитая актриса. Слава. Цветы...
- Знаменитая? Вы хотите сказать, что знали актрису Званцеву?
- Ну, я лично далек от театра, вообще не являюсь театралом, и поэтому... - Он замялся. - Одним словом, я не показатель.
- Зато я театралка, но о том, что в мире существует Риточка Званцева, узнала лишь накануне их скоропалительной свадьбы. Нет, я прекрасно относилась к ней и должна сказать, что она была неплохим человеком по-своему. Иное дело, кто кем должен был гордиться. По-моему, она Аркадием Викторовичем, а не он ею. Я не говорю о том, что Аркадий гениальный ученый, яркий, интересный человек. Это и так известно... У Аркашеньки золотое сердце - вот что главное! Риточку я как раз очень любила, но ему была нужна не такая жена. Нет.
- Конечно, конечно! - поспешил согласиться Люсин, поскольку эта сторона жизни пропавшего доктора химических наук стала ему ясна. На всякий случай он задал еще один вопрос, хотя не сомневался в ответе: - А вы, Людмила Викторовна, давно, простите, овдовели?
- Я вообще не была замужем, - холодно ответила она.
- Вот как?! - Его изумление получилось явно преувеличенным. Он сам почувствовал всю его фальшь и потому торопливо продолжал: - Наверное, вы целиком посвятили себя брату?
- Да. - Она тихо кивнула.
- Аркадий Викторович, конечно, сильно переживал потерю жены?
- Он был просто безутешен.
- С тех пор он живет только своими научными интересами?
- Да, - подтвердила она. - Так оно и есть.
- С кем дружит ваш брат?
- К нему приходит много людей. Самых разных. Его буквально разрывают на куски. Всем он нужен! А он, святая душа, готов отдать себя первому встречному.