— А кому ты будешь продавать?
— Да это не проблема. Найдем. В Минске немцев до фига! Их сразу узнать можно. Ходят обычно в шортах, в кроссовках, веселые такие, клацают своими фотиками.
— И как ты это сделаешь? — Первушин даже покраснел от напряжения. Подобная мысль и ему приходила в голову, но он в отличие от смышленого Ивана Даниленко не знал, как ее реализовать.
— Главное знаешь что? Главное — найти их.
— А что скажем капитану? — прошептал ефрейтор.
— Да что ему говорить? Ничего не скажем! Скажем, ничего не нашли. На нет и суда нет.
— Погореть можем. И тогда ни тебе ни мне уже не работать на этой яме.
— И что он нам сделает?
— Как это что? Договорится с командиром части и отправит нас за город на свинарник. А вот там придется повкалывать.
— Нам повкалывать? — расхохотался Даниленко, глядя прямо в глаза своему напарнику. — Так ты уже почти дембель. Да и мне осталось немного. Там что, салабонов нет, чтобы вкалывать?
— Да, это ты хорошо придумал. А вдруг капитан не отдаст деньги, которые мы ему заработали?
— Вот это, конечно, другое дело. Но если ему ничего не говорить…
— Ладно, давай покурим, подумаем. Солдаты устроились на дне ямы, где валялись еще не собранные в картонные коробки кости, и закурили рабоче-крестьянскую «Приму». Они жадно затягивались, держа сигареты перепачканными в земле пальцами.
Когда приятели уже докуривали, над ямой появилась голова отставного капитана Сапунова.
— Ну что, орлы, сидим? — спросил он.
— Да вот, товарищ капитан, перекурить решили.
— Перекурить — это хорошо. Нашли что-нибудь?
— Да, пять черепов и кучу костей. А вот медальонов — ни одного. Херня какая-то, товарищ капитан.
— Херня не херня… Копать надо лучше!
— Да тут земля к тому же, товарищ капитан, — быстро заговорил Даниленко, — роешь, роешь ее, а она как камень.
— Да и камней тут хватает, товарищ капитан, — поддержал своего напарника Первушин. — То ли их засыпали булыжником, то ли здесь какие-то фундаменты были…
— Ладно, не рассуждайте, еще до ужина два часа будете вкалывать.
— Повкалываем, товарищ капитан, только пить хочется.
— Попить я вам, орлы мои, принес, — сказал капитан и бросил на дно ямы флягу в брезентовом чехле. — Там пиво, так что осторожно, — предупредил он.
— Пиво — это хорошо, — обрадовался ефрейтор, отвинчивая пробку на цепочке. Он приложился к литровой фляге и, наверное, с минуту не отрывался от нее.
— Эй, хорош, все высосешь! — испугался Даниленко.
— И тебе хватит. На, — ефрейтор протянул флягу товарищу, и тот, даже не вытерев горлышко, принялся жадно лакать тепловатую жидкость.
Наконец он утолил жажду и прошептал:
— Сам не работает, сволочь, а нас припахивает.
— Но он же нам платит, — возразил Первушин.
— Платит… Тоже скажешь. По десять марок за медальон.
— Десять не десять, а понемногу набегает, — чуть дружелюбнее улыбнулся ефрейтор.
— Ой, друг, уйдешь ты, с кем я останусь?
— Не переживай, Ваня. Уйду я, будешь здесь, на яме, за начальника. Дадут тебе пару каких-нибудь салабонов, они будут рыть, а ты командовать.
— А капитан что будет делать?
— А капитан будет бабки получать, понял? — захохотал ефрейтор, а затем взялся за отполированный черенок лопаты.
— Да кончай ты, хватит сегодня работать! — в сердцах произнес Даниленко.
— Нет-нет, я еще покопаю, а ты перебирай.
— Да не буду я перебирать! И вообще, я хочу сходить кое-куда.
— Что, опять понос?
— Ну да, понос. А может, и не понос.
Уже два дня Даниленко мучился животом — то ли съел что, то ли от воды, он и сам не знал. Но какое это имело значение по сравнению с тем, что у него было припрятано два медальона, которые он лично нашел и не отдал капитану. На эти медальоны Иван возлагал кое-какие надежды, и, естественно, к ним он еще хотел подсобрать хотя бы штук пять-десять. А вот у ефрейтора не было в заначке ни единого медальона.
Изредка «красным следопытам» попадались гильзы, пряжки ремней, пуговицы и прочая ерунда. Ценного ничего пока не было, и потому, как это часто бывает, к безрезультативной работе пропадал всякий интерес.
Иван Даниленко отбросил в сторону горсть земли и разразился матерной тирадой.
— Ну капитан, блин! Вкалываем, вкалываем… Вот бы, Андрюха, золото найти!
— Какое к черту золото! Вот монет каких-нибудь…
— Откуда здесь монеты? Это только всяких царей хоронили со всем их золотом.
— А кто его знает, может, у какого Ганса были зашиты денежки в подкладку мундира.
— Ну и что бы ты с ними делал?
— Как что? Продал бы. Даже немцев не надо искать. Кругом стоят мужики с плакатами «Куплю золото».
— Да, вот бы нам так повезло.
— Капитан говорил, что как-то, когда он копал один, ему попалась монета.
— И что он с ней сделал?
— Как что? Разве ты не видел? У него три золотых зуба.
— А, так вот откуда, — рассмеялся Даниленко.
— И ты себе можешь поставить, — заметил Первушин.
— Да, но прежде чем поставить золотой зуб, это золото нужно найти.
— Вот и ищи. Перебирай, перебирай землю. Не ленись, натирай мозоли.
— А ну его… — Даниленко откинул в сторону берцовую кость.
— Ладно, давай кости в коробки сложим, — сказал ефрейтор и опустился на колени.
Иван Даниленко передавал ефрейтору кости, а тот ссыпал их в картонные коробки, в которых в Бобруйск те же немцы привозили гуманитарную помощь.
— Неужели они вот эти кости будут хоронить? — спросил ефрейтор.
— А ты как думал! С оркестром, с почестями.
— Вот дурью маются!
— Да нет. Правильно делают.
— Ничего не правильно. Какая разница? Лежали бы в этой яме или будут лежать где-нибудь в Германии. Им-то все равно, костям.
— Им-то, может, и все равно.
— Еще деньги платят за перевозку… С жиру бесятся, в общем. — Первушин ехидно заулыбался, чувствуя свое превосходство над глупыми немцами.
Наконец две большие коробки наполнились, солдаты вытащили их на верх ямы, которая была огорожена дощатым забором. Этот ров находился на территории части, но не в людном месте, а в дальнем углу, возле ограды из колючей проволоки. Но тем не менее капитан Федор Сапунов решил подстраховаться. А после окончания раскопок он решил разобрать забор и перевезти к себе на дачу.
Как это ни было тяжело, но все-таки Марина смогла уговорить Феликса взять ее с собой в Бобруйск. Феликс упирался, как мог, говорил, что у него важное дело и ей там не место. А она умоляюще смотрела на него, и Феликс почувствовал, что если он не возьмет ее, то может случиться что-нибудь страшное и тогда
