оставляю,пронзенное сердце свое стерегу.Кто миру из сердца прибавил забавы,пусть будет моим на еврейском пиру.ИродО, мои соплеменники крови,тридцать лет проклинаю судьбу.Я пошёл против иска по крови,а жрецы разглашают молву.Не желал я обмана истории,не хотел я обидеть всевышних рабов,пожелал умертвить я младенцевза черное детство будущих снов;только пахари неба больныеприготовили жалкий обман —закрыли младенцев в безвестной пустыне.Сегодня тридцать лет!Тот, первый, говорят,у узника крестился,вторая – дочь жены моей.Обмануты, историяи мать моих детей.Выходит белый хор. Все в белом, все женщины. Все двигаются. «Белянки» выходят собирать невидимые цветы, смеются при этом неслышимым смехом, делают невидимые букеты и венки. Во время невидимого и неслышимого веселья они начинают вслух, вразнобой декламировать стихи. В разной тональности и ритме. Иногда хором прочитывают одну строфу, иногда больше. Иногда одна читает. Иногда несколько голосов ведут разные партии.
Хор (женский)А бог, как балерина,укрытый пелериной,а конь идет из тени —он зеленей растений,и из ресницыслеза сбегает птицей.Река засуетиласьи воину взмолилась:«Пойдешь, следы не пачкай,которые в раскачкуживут две тыщи весен,оставить их на осеньдед посулил внучатам —двойняшкам-паучатам:воспитывать коровамотдал их, а не совам,родились будто мыши,а под великой крышей;отец им – дух, и тении ласковых спасенийприносят, и сомнений».Кто нужен, тот родится,а лишний не годится.АвторНад башнями солнце садится,белеет печальная кровь,тяжелые плечи пустынии те потеряли любовь.ИродЯ в жертву тебе жизнь брата принес,танцуй, Саломея и злая любовь.Я знаю, ты ненависть держишьв себе за отца своего.Танцуй же великая Лесба,прибавь к убиенным еще одного.ХорОставаясь невидимым, поет мужской хор. Женский хор выходит танцевать.)Еврейку злую милойя окликал подчас,ее ласкал и силойвладел ее тотчас.Она нагая дама,еврейская мадонна.Когда-то мы лежалии жили в дивном зале,твои большие грудистыдили чьи-то судьи,желали безразличьяглаза косые птичьи.Ночное безразличьехолодное плыло,ты нега и двуличье,ты красное дупло.Спала ты где-то в белом,под красным колпаком,испачканное мелом,лицо красно виском.Проснулась ты однаживотная весна,а волосы до днавсе выпила роса.ИродиадаЯ счастья хотела и мира,я жажду не крови, а вин,и мысль мою дочь и гетерытанцуют во славу любви.РабРуками уста мои рвет на куски,зарницами глаз обнажает мне душуи телом своим затмевает века.Не женщина, деспот, сплетенный из змей.О, ноги, держитесь за землю,не дайте исчезнуть и вверх улететь.Руками нащупаю я господина,он жив, восседает с женой,значит, и я не в постелис обличием дьявола и сатаной.Пахнут где-то миндалемслова обращенные в кровь,великое горе в темнице бушует,мир грянет на землю,вонзится осколками в плоть.Мой господин, уже все коченеют,мертвеют судорогой лиц,вот-вот пустыми тушамиобрушатся в открытый Аваддон.Я вижу тени бродятна дне пустынном зла,я вижу песнь заводитпрощальную Земля.На небе ясный месяц,Великий Город спит,я слизью растекаюсьпод пятками ее.Хор (женский)С еврейкой в белом залеопять затанцевали,крутились и рычали,плясать и петь устали,разделись донага,но снова как юла,еврейка закрутилась,к танцорам запросилась.А рядом все седые,служанки молодыетанцуют и ликуют,да в зеркале пируют.На лицах бледны маски,да не желают ласки.Земное не видали,а тело потеряли.ИоаннГотовил жрец-провидецфантомную судьбуи воспитал как видел,я это понял тут.Креститель, я креститель,простой солдатик, раб,мой жрец, отец мой, мститель —всевидящий Зураб.Народ наш умер тайноза горизонтом гор.Я, странник из пустыни,великий Ирод, Саломея. Вот —последние народа имена.В уединении мы жили.За счет великих словнароды нас кормили,потом пришла любовь.Меня растлили в храме,раб странника смотрел,брат Ирода убит жрецами,я умираю как хотел.СаломеяСкоро, скоро смерть, мой милый,тебя люблю и совершаю грех,но больший грех собой открою,войду убийцею к всевышнему царю.Мой будет жребий брошенсегодня на пиру,мой танец начат в рае,а кончится в аду.Ребенок светлоглазый,морская колыбель,я вижу рабства ложе,но мне идти за ним.ТолпаМы верили небу,нам дали еды,наследник явилсяи удалился в пустынь.ИродВсевидящие мертвецы!Ах, дочь, приемная девица,плясала будто в судный час,немного слез, немного львица.Хор (женский)Рассвет в воде колышит,еврейка вся не дышит,прошел и бог по следу,забыл про плаксу-деву.В сафьяновых сапожках,не всадник, многоножка —махнул мечом немножко,разбил девицу- крошку,по водам скачет милый,а воды пахнут илом.СаломеяВот близок лучший час,мой мальчик! Там мы вместе построим по дому,там полюбишь меня не любя,там не будешь распят, как икона,там распутник не знает креста.Там распутница ходит седая,взгляд кидает из смутных бровей,и сонным именем древним пугая,приготовит тоску из кровей.Там ещё не боятся измены,там не тронутый горный подъем,там в молитвах сжигают за веруи детей уважают за то.Труп лежит на дороге, мешает,гроб качает Илья на горе,плачет, горе безумный играет,меч достанет и вновь достает.По излучине скатимся долу,крылья снимем и перья сожжём,имя вырвем из пасти надгробья,поживём ещё вместе, а после умрем.Хор (мужской)Море плещет раздувшейся рыбойи заломленный парус устал,в лодке двое и волны под лодкой.И Тетрарх на носу засыпал.Я молиться заставлю их утром,парафином покрою нагие тела,сатану призову, расстреляю Тетрарха,Землю глазом увижу ее.СтранникВ ногах моих зеленый берег,Мария рядом на песке.Я вижу старое лицо.Я лучше стану человеком смертным,Марию сотворю женой,мать сделаю обратной Саломеей,крест переплавлю в рыжую Луну.СаломеяЗа смерть Иоанна жизнь Странника.Я помогу ему грехами,я собственное тело брошу под камнями,а он из жалости ко мнеуйдет и от креста.Он – гордый, нервный Иоанна обнимали тайный рок воспринимал.И тут прошелестело.Он – твоя награда! ИоаннТак получился странный не-обман,больная птица в небо улетела,но я еще хочу увидеть май,но женщина взялась за дело.Все верно, но ее кручинане сможет головой моей переменить судьбу.Умру я, выживет соратник неба.Есть только месяц толстыйлетом ранним,есть только зелень за
