клетки, образованные сваями. Навоз. как противофильтрационный материал употреблялся с древнейших времен, употребляют его и сейчас в деревнях при постройке запруд и плотин.
Так специалист по гидротехнике очень верно, на мой взгляд, поправил археологов. В науке необходимо сочетать усилия людей различных специальностей, даже столь отдаленных, как гидротехника и археология.
Жарко, и мы решаем спать на сеновале.
Темно. Пахнет свежим сеном и навозом от коровы, стоящей под настилом, на котором устроен сеновал. От времени до времени корова шумно вздыхает, и не только грудью… В щели пробивается слабый свет месяца. С огорода тянет росистой ботвой огурцов, помидоров, сырой землей и травами. Дышится легко, покойно. Сон приходит внезапно.
На рассвете нас будит хрипловатая и довольно нелепая дудка пастуха, напоминающая звук испорченного автомобильного рожка.
Спускают корову. И опять тишина, крепкий сон.
Потом, часу в пятом, приходит бригадир будить Виктора. Слышны голоса, людей, идущих на покос, нечаянный звон косы…
Снова тишина.
Когда в десятом часу мы собираемся с Андреем Владимировичем в Райгород, село наполняется голосами людей, идущих с покоса.
Мы сидим с Андреем Владимировичем у Перфильева, директора машинно-мелиоративной станции, которая до недавнего времени именовалась лугомелиоративной. Разговор идет о сапропеле, о том, по какой цене оплачивать добычу, если влажность его при отпуске потребителю должна быть сорок процентов, но будут отпускать с более высокой влажностью, чтобы зря не занимать сапропелем отстойники.
Андрей Владимирович объясняет бухгалтеру, что пересчитать эту предполагаемую повышенную влажность к сорокапроцентной не составляет труда. Он рисует на бумаге формулу пересчета и при этом говорит: „Совсем простая формула“. — „Формула-то простая“, — почесывая затылок, произносит Перфильев, и создается впечатление, что он либо не понимает Андрея Владимировича, либо не согласен с ним. И тогда Андрей Владимирович, отвлекшись от бухгалтера, с недоумением смотрит на Перфильева и снова говорит: „Совсем же простая формула!“— „Формула-то простая, — повторяет Перфильев как бы в раздумье и неожиданно спрашивает: — А почему ребята с землесоса бегут?“ И выясняется, что не о пересчете думал он, но о другом.
Он рассказал, что после реорганизации лугомелиоративной станции в машинно-мелиоративную условия работы стали значительно хуже. Снижены, например, расценки трактористам и машинистам экскаваторов, и теперь они бегут в МТС. Снижены оклады и прибавка за выслугу лет руководящему составу и специалистам. Плохо снабжается станция необходимыми для работы материалами. Прежде, когда она называлась лугомелиоративной и входила в систему Министерства сельского хозяйства, ее снабжал Сельхозснаб, имеющий свои отделения на местах; теперь же, когда она стала называться машинно- мелиоративной и входит в систему Министерства водного хозяйства, снабженческие организации которого находятся в Москве и далеки от нужд периферийных станций, Сельхозснаб станцию не снабжает. Да и областным организациям до нее нет дела, руководители их отвечают на любую просьбу одним: „Вы подчиняетесь Москве“.
Я слушаю директора и не могу понять: зачем понадобилась реорганизация, если она губит живое, давно налаженное дело? И я вспоминаю, с каким недоверием, с какой неохотой отнесся в свое время Перфильев к этой, тогда еще предполагавшейся реорганизации. Грешный человек, я подозревал в нем тогда косность, привычку к определенным формам, с которыми ему не хотелось расстаться. Оказалось, что я ошибался, а он был прав. Он уже тогда предвидел все то, что сейчас мешает большому делу осушения и освоения заболоченных земель. А ведь без этого — без мелиорации — нельзя дальше развивать и совершенствовать сельское хозяйство в нечерноземных областях страны. И такая вот ММС ничуть не менее важна, чем МТС. В сущности, она ведь устраивает землю» которую обрабатывает и с которой собирает урожай МТС. Она создает основу для повышения плодородия земли. Так как же можно ею пренебрегать! Мы ведь не хищники, чтобы только брать с земли, мы должны улучшать ее и отлично устроенной передать потомкам.
Позднее мы заговорили с Перфильевым и с главным инженером станции о некоторых сторонах районного быта, — точнее, о тех условиях, в каких живут многие райгородские интеллигенты.
Главный инженер — молодой человек, в прошлом году окончивший столичный институт. Он очень приятен внешне: смугл, спортивен, держится скромно. Дело свое, по-видимому, любит и знает. Я познакомился с ним еще прошлой осенью, когда он приехал сюда работать. И я задумался тогда над тем, как пойдет у него жизнь. Он приехал сюда с женой — учительницей, кончившей институт в одно время с ним. Теперь у них уже и ребенок есть. По моим наблюдениям, молодой инженер уже освоился с работой, рабочие относятся к нему уважительно, Перфильев — с несколько отеческим покровительством. Когда речь зашла о квартире, о быте, инженер коротко — он вообще немногословен — с застенчивой и горькой усмешкой сказал: «С этим плохо»: У нас почему-то не принято разговаривать о таких вещах, — обывательщиной это, что ли, считается; мы всё больше говорим о деле, о работе, и поэтому трудно было узнать все в подробностях. Но я все же узнал, что инженер снимает у частника дрянную комнатенку, за которую платит сто пятьдесят рублей в месяц, и еще уйму денег расходует на отопление. Они с женой, которая тоже работает, еле сводят концы с концами. Заработок-то у них немалый, но деньги уходят на дорогую комнату, на дрова, которые приходится покупать по спекулятивной цене, на многое другое, что возникает, когда быт неустроен, когда не чувствуешь себя оседлым человеком, хозяином.
И Перфильев, хотя живет он в Райгороде давно, не имеет приличной квартиры. У него одна комната в ветхом, неблагоустроенном доме, требующем ремонта. Да и из этой комнаты его могут в любую минуту выселить, потому что дом принадлежит организации, где когда-то работала его жена. Хозяйства, столь необходимого в маленьком городе, у них никакого нет, — не заведёшь ведь свинью и корову в большом коммунальном доме. А у них с женой двое детей.
Разумеется, и Перфильев и инженер — помани их только — с охотой переедут в Москву или какой- либо большой город. И это очень плохо, я думаю. Оба они с высшим образованием, толковые, преданные своему делу работники, очень нужные в сельском хозяйстве. Конечно, еще не скоро добьемся мы такого положения, чтобы жизнь в маленьких районных городах по удобству, по культуре равнялась бы московской. Но в этих маленьких городах возможны свои прелести и преимущества: просторный дом, огород, сад, корова, свиньи, куры… Многим и очень многим это по душе, и нет в этом ничего зазорного, если человек пои этом с увлечением делает свое дело. Так вот, было бы разумно и справедливо, чтобы взамен удобств большого города люди получали бы удобства, я бы сказал, провинциальные. Если дать их Перфильеву и его инженеру, как и всем другим работникам этого рода, так их отсюда нипочем не вытащишь, они буквально врастут в районную землю, навсегда прилепятся к своему месту. А сделать это просто и, я думаю, не дорого.
Иначе ведь что получается. Многие райгородские жители, нигде не работающие или же работающие на должностях, от которых обществу почти никакой пользы нет, живут превосходно. Строят себе домики из шлакобетона— это сейчас здесь принято — или вывозят срубы из деревень и, обзаведясь собственным домом, выращивают овощи, разводят кур, держат коров, да не для себя, а на продажу. Иные из них заводят даже автомобили, чтобы иметь возможность более выгодно реализовать свою продукцию. Таким образом, обыватель процветает, а люди, подобные Перфильеву и его инженеру, которые все время свое и все силы отдают обществу, несут большую ответственность, не имеют времени не только на то, чтобы построить себе дом, но даже чтобы пообедать толком. Эти драгоценные для нас люди по большей части живут плохо, неустроенно, без обязательной в провинции широты, позволяющей принять заезжего человека, без вполне возможной здесь удовлетворенности всеми плодами земными.
Я бы сделал так, чтобы каждый окончивший институт врач, учитель, инженер, агроном, зоотехник, ветеринар, коль скоро он поехал на работу в районный городок или в колхоз, получил возможность построить дом и обзавестись хозяйством. Надо предоставить им для этого долгосрочный кредит с вычетом из зарплаты, помочь материалами, транспортом. Такую же возможность, разумеется, должны иметь и
