Рокко опрокидывается назад вместе со стулом, падает головой на английские журналы, разбросанные на полу. Звук вытекающей крови похож на шум воды. Воздух становится едким от дыма.
Руди присаживается на корточки, кладет руку Рокко с зажатым в ней пистолетом ему на грудь. Любые отпечатки, найденные на пистолете, будут принадлежать Рокко.
Люси приоткрывает окно и снимает перчатки, в это время Руди проверяет пульс на шее Рокко. Сердце бьется редко и скоро останавливается совсем. Руди кивает Люси, поднимается и достает из кармана стеклянную банку из-под горчицы с проделанными на крышке отверстиями. По стенкам банки ползают трупные мухи, питаясь остатками протухшего мяса, на которое были пойманы вчера возле мусорной свалки.
Руди отвинчивает крышку и встряхивает банку. Несколько десятков мух вылетают и начинают виться возле лампы, но, почуяв свежую кровь, устремляются к неподвижному телу Рокко. Трупные мухи — наиболее распространенные насекомые, которые питаются гниющими тканями. Несколько мух ползут по лицу Рокко, исчезают у него во рту.
39
В Бостоне всего лишь восемь вечера.
Пит Марино сидит в аэропорту и ест крекеры с шоколадной крошкой. Женский голос в который раз объявляет, что рейс задерживается на два часа десять минут. И это после того, как он уже проторчал здесь полтора часа с момента запланированного вылета.
— Черт! — громко восклицает Марино, не обращая внимания на людей рядом. — К этому времени я бы уже пешком дошел!
Редко ему предоставляется такой удобный случай поразмыслить над своей жизнью. Он думает о Бентоне, но, пытаясь подавить в себе горе и гнев, которые неизменно разрывают его сердце при этих мыслях, сосредотачивается на физической форме Бентона. Выглядит лучше, чем прежде, решает про себя Марино. Как такое возможно после шести лет заточения? Он не понимает. Марино открывает коробку с ореховым кексом, купленным в «Удивительных Десертах Гайнсвиля», и размышляет о том, как бы ему жилось, уйди он из отдела Люси, перестань гоняться за всеми этими ублюдками. Они как тараканы — прибей одного, пятеро других займут его место. Возможно, Марино поехал бы на рыбалку, а может, стал бы профессиональным игроком в боулинг (однажды у него был отличный результат), нашел бы себе хорошую женщину и построил домик в лесу.
Когда-то очень давно Марино тоже восхищались, тогда еще он не смотрел в зеркало с таким отвращением. Женщины провожают Бентона похотливыми взглядами, и не только женщины, вынужден признать Марино. Они не могут противостоять его привлекательности, уму и репутации большого босса ФБР, вернее, бывшего большого босса. Марино проводит рукой по седеющим волосам, осознавая, что мало кто встречает сейчас Бентона, и уж точно никто не знает его настоящего имени, не догадывается о прошлой славе. Он умер, превратился в Тома, то есть, в ничто. Тот факт, что Скарпетте так его не хватает, приводит Марино в отчаяние, воскрешая глухую боль в сердце. Ему очень жаль Скарпетту. Ему жаль самого себя. Если бы умер он, Скарпетта бы грустила, но недолго. Она никогда его не любила, никогда не полюбит. Конечно, кому может понравиться его жирное волосатое тело.
Марино заходит в очередной магазинчик и берет с витрины спортивный журнал. Поступок, совершенно ему не свойственный. На обложке «Мужской силы» красуется симпатичный молодой человек, этакий блестящий мускулистый Аполлон. Он, должно быть, сбрил все волосы с тела и отполировал его кремом. Марино возвращается в бар, занимает тот же столик, стряхивает с него крошки от пиццы и заказывает «Бадвайзер». Он кладет журнал перед собой, немного опасаясь его открывать. Наконец, отважившись, берет журнал в руки, но обложка прилипает к столу.
— Эй, — кричит он бармену, — здесь вообще кто-нибудь со стола вытирает?
Все посетители оглядываются на него.
— Только что с меня содрали три пятьдесят за разбавленное пиво, да еще этот отвратительный стол! У меня к нему журнал прилипает!
Все взгляды устремляются на журнал Марино. Несколько молодых людей подмигивают друг другу и ухмыляются. Раздраженный бармен, который сбивается с ног, выполняя заказы, кидает Марино влажное полотенце. Тот вытирает стол и бросает полотенце обратно, чуть не задев голову какой-то старушки. Она сидит, самозабвенно потягивая белое вино. Марино начинает листать журнал. Может, еще не поздно вернуть себе прежнюю форму? Распушить перья, так сказать, снова накачать внушительную мускулатуру. В Нью-Джерси, еще мальчишкой, он часто подтягивался, отжимался, поднимал самодельные штанги, сконструированные им из палки от швабры и камней. Он поднимал машины за бампер, тренируя спину и бицепсы, бегал по лестницам и приседал с набитой кирпичами сумкой в руках. Он боксировал с бельем, которое сушилось на веревке, особенно в ветреные дни, когда оно, подхватываемое ветром, словно тоже боролось с ним.
— Питер Рокко! Прекрати драться с бельем! Если уронишь его в грязь, будешь сам стирать!
Силуэт матери грозно виднелся за стеклянной дверью, она стояла, уперев руки в бока, и пыталась казаться строгой, глядя, как маленький Марино посылает майку своего отца в нокаут, и она плавно приземляется на соседний куст. Повзрослев, Марино начал обматывать кулаки несколькими слоями тряпок и боксировать старый матрас, который хранил под крыльцом. Если бы можно было убить матрас, тот умирал, наверное, тысячу раз, распростертый на крыльце. В конце концов матрас прорвался, и пружины выскакивали наружу при каждом ударе. Марино обходил в округе все мусорные баки, выискивая выброшенные матрасы. Он колотил своих грязных, тупых противников с такой ненавистью, словно они что- то ему сделали. Что-то, что он не мог им простить.
— Кого ты пытаешься победить, милый? — спросила однажды мать. Он пришел весь взмыленный, запыхавшийся, и сразу направился к холодильнику, где она всегда хранила воду со льдом. — Не пей из кувшина! Сколько раз тебе говорить! Знаешь, что такое микробы? Это такие маленькие букашки, которые заползают в кувшин, когда ты пьешь из горлышка! Даже если ты их не видишь, они все равно есть. Из-за этих микробов люди болеют гриппом, полиомиелитом, в конце концов, будешь ходить с искусственным легким и...
— Папа пьет из кувшина.
— Ну...
— Что — ну, мам?
— Он глава семьи.
— Интересно. Если он глава семьи, значит, на нем нет микробов и ему не надо беспокоиться о том, что он может заработать искусственное легкое.
— Кого ты пытаешься победить, когда дерешься с этими матрасами? У тебя одно на уме — драться, драться, драться.
Марино заказывает еще пива, утешая себя мыслью, что качки на страницах журнала не умеют бороться, они, как громоздкие скалы, стоят и не могут увернуться или нанести ответный удар. Они ничего не делают, только поднимают тяжелые железяки, позируют перед фотографами и травятся стероидами. И все-таки Марино не отказался бы от красивого, кубиками, пресса, и отдал бы все, чтобы остановить выпадение волос на голове и появление их в других местах. Прислушиваясь к оглушительному реву баскетбольных болельщиков по телевизору и перелистывая журнал, он неторопливо потягивает пиво и курит. На страницах начинает мелькать реклама «виагры», интервью с теми, кому это помогло, приглашения на закрытые вечеринки и все такое.
Дойдя до фотографии побритых парней в набедренных повязках и сетчатых шортах, Марино с отвращением захлопывает журнал. Бизнесмен, сидящий за два столика от Марино, встает и направляется в противоположный конец бара. Неторопливо допив свое пиво, Марино тоже поднимается, потягивается и зевает. Проходя мимо бизнесмена, он кидает свой журнал поверх его «Уолл-стрит».
— Позвони мне, — подмигивает ему Марино и выходит из бара.
40
Вернувшись к терминалу, Марино чувствует необъяснимое волнение и желание что-нибудь сделать.
Из-за тумана его рейс отложили еще на час. Внезапно к нему приходит осознание того, что он не хочет возвращаться домой, к Трикси, не хочет проснуться утром, вспоминая, что случилось в Бостоне. Мысли о
