искренне жаль, что она так ужасно погибла.
Леон молча кивнул.
— Если бы я только могла… Но что толку сейчас говорить об этом. Итак, ты мой внук. Я никогда не позволяю себя дурачить, но здесь я должна признать правду. По крайней мере в этих стенах. То, что я скажу публично, пока к делу не относится. Ты поставил меня перед трудной дилеммой.
— Как бы сделать так, чтобы не обидеть сэра Адама и вашу дочь?
— Это заботит меня меньше всего. Благодаря умелому ведению дел твоим отцом моя дочь прекрасно обеспечена. Что же касается Адама, то он не достоин титула маркиза, иначе он давно бы его получил. Элизабет права, когда говорит, что я тяну время, но у меня на то особые причины. Видишь ли, Каслтон не единственный, кому твой отец исповедовался перед смертью.
— И вам он говорил обо мне? — с интересом спросил Леон.
Леди Сейдж кивнула:
— Мы говорили с ним об этом в первый и последний раз. Он рассказал мне о твоей матери… Он очень раскаивался. Его признания ошеломили меня, если не сказать больше. Настанет день, и я расскажу тебе обо всем.
— Боюсь, такой день никогда не настанет, потому что мне неинтересно.
Отказываясь узнать правду о своем отце, Леон думал, что тем самым он отомстит ему за измену, за то, что он бросил его. Но к сожалению, удовлетворения он не почувствовал. Щемящая пустота наполнила его душу. Живший в нем испуганный шестилетний мальчик хотел знать, почему его бросили. Он жаждал объяснений и сострадания, но взрослый мужчина сейчас не мог простить предательства.
— Никогда — это очень долгий срок, — спокойно заметила леди Сейдж. — За это время ты можешь сто раз изменить решение. Ты ставишь меня в еще более затруднительное положение. Ты знаешь, какую угрозу представляет Адам?
— Хорошо знаю. Он относится к тому числу радикалов, которые ведут страну к катастрофе, пытаясь накормить всех голодных и платить достойную плату за труд.
— Наслушался Каслтона?
— Последнее время у меня не было другого выбора. Леди Сейдж рассмеялась:
— За одно это ты заслуживаешь титула. — Она подымила сигарой. — Каслтон — хороший человек, но он часто впадает в панику и иногда принимает желаемое за действительное.
— Возможно, — согласился Леон с некоторой долей иронии в голосе, — но давайте поговорим о наследовании титула.
— Не надо все валить в одну кучу, — парировала леди Сейдж. — Тот, кто торопится да подгоняет, создает массу неудобств. Эту простую истину я тоже вынесла из Франции.
— Значит, Адам из тех, кто торопится и подгоняет?
— Адам сам по себе человек безвредный, — ответила леди Сейдж. — Его несчастье заключается в том, что он все время слушает свою мамочку, и у него совершенно отсутствует собственное мнение.
— И именно поэтому вы отказываете ему в титуле? — с вызовом спросил Леон.
— Я вынуждена это сделать, потому что его бесхребетность приводит к тому, что им манипулируют все, кто захочет. Я сильно надеюсь, что со временем он все поймет и встанет на ноги, а пока, если он войдет в состав членов палаты лордов, то своей радикальной философией, которую он сейчас исповедует, отпугнет голоса тех, кто много работает над осуществлением необходимых реформ. Таких, например, каким был твой отец, — добавила она с гордостью.
Лицо Леона оставалось каменным. Он не проронил ни слова. Если у Жиля Дюванна и были какие-то заслуги, то сын не хотел о них знать.
Не обращая внимания на невежливое поведение своего внука, леди Сейдж продолжала:
— Твой отец хорошо знал, какому влиянию подвержен Адам и что может из этого выйти. Вот почему он не захотел, чтобы мальчик унаследовал его титул. Когда-нибудь Адам поймет, что он действовал в его же интересах и в интересах семьи. Семья была для него — все.
Леон громко рассмеялся:
— Неужели? По всей видимости, не вся семья. Защищая своего бедного бесхребетного племянника, он послал к чертям собачьим своего собственного сына.
— Ха! Что-то подсказывает мне, что этим чертям собачьим пришлось бы туго.
— Вы совершенно правы, но он не знал этого, когда посылал своих болванов на острова, чтобы похитить меня и силком привезти сюда.
— Верно. Он не имел ни малейшего представления, каким вырос его сын. Но он знал, что ты его сын и сын своей матери, поэтому и решил сделать то, что не сделал тридцать лет тому назад.
Леди Сейдж склонилась к внуку и заглянула ему в глаза.
— Твой отец прислушался к своему сердцу, — сказала она. — Теперь ты должен прислушаться к своему.
Леон поднялся и затушил сигару.
— Это невозможно, — сказал он твердо. — У меня нет сердца.
Леди Сейдж рассмеялась, тем самым обезоружив Леона.
— Вот и хорошо, — сказала она, — если это, конечно, правда. А пока давай послушаем мое, а оно подсказывает мне, что твой отец правильно распорядился наследством. — Леди Сейдж поднесла ко рту сигару, но не стала раскуривать ее, а опять рассмеялась. — Я думаю, ты догадываешься, что не весь бомонд придерживается такого же мнения, что и я. Просто у меня легкий и покладистый характер.
Брови Леона от удивления поползли вверх. Ничего себе — легкий и покладистый! Скорее тяжелый и деспотичный, подумал он.
— Не скажу, что это будет легко, но я что-нибудь придумаю. Титул маркиза Сейджа должен достаться тебе.
Глава 13
Ариэл чувствовала себя так, будто ее высадили на необитаемом острове — нейтральной территории между двумя враждующими лагерями. Слева от нее сидел сэр Адам. Чувствовалось, что он нервничает, выслушивая наставления матери, которые она шептала ему на ухо. Справа с таинственным видом перешептывались граф и сэр Таннер, игнорируя и ее, и мистера Пенроуза.
Сложившаяся ситуация нисколько не смущала директора школы, и он непрерывно болтал, оказывая Ариэл такое внимание, какого она не видела от него за все годы работы в школе. Именно о таком моменте она мечтала много месяцев, но сейчас ей хотелось, чтобы он замолчал, и, будь у нее под рукой ведро с холодной водой, она бы не задумываясь опрокинула его на голову Пенроуза. К счастью, он был так увлечен собой, что не требовал от нее никакого ответа, и она, не вдумываясь в его слова, как обычно, кивала и улыбалась.
В ее душе все смешалось. С одной стороны, она гордилась, что Леон никому не позволил запугать себя. С другой — волновалась за него, так как гордость и упрямый характер могли все испортить и повлиять на его дальнейшую жизнь. Всю дорогу она пыталась убедить себя, что ей нет до него никакого дела, что она никогда не простит ему его вчерашнего поведения, но, однако, она о нем очень беспокоилась. И это беспокойство было вызвано прежде всего его рассказом о страшной гибели матери.
Как она могла раньше упрекать его за гордый нрав и плохой характер? Почему не заметила, что творится в его душе? Какие же муки он должен был испытывать и чего ему стоило вскрыть сейчас эти старые раны!
Ариэл подозревала, что в глазах Леона его мать была потеряна для него еще задолго до того, как, оставив его на берегу, она села в каноэ и уплыла навстречу судьбе. Из его рассказа Ариэл поняла, что мать по-своему любила его, но она была молода и ее сердце разбил человек, который обещал вернуться и не вернулся. Вне всякого сомнения, Леон испытывал горечь и обиду за то, что его мать больше любила того мифического человека, чем своего сына.
По словам Леона, мать была готова отдать жизнь за этого чужестранца, что она и сделала, оставив сына сиротой, одного на чужой земле, где не любили англичан, ведь в его жилах текла английская кровь. Неудивительно, что он так ненавидит Англию.
Сейчас Ариэл понимала, почему Леон играл роль дикаря и оставался в доме, откуда легко мог сбежать, понимала, почему он согласился быть представленным могущественной вдове: не титул и богатство влекли его, а что-то другое. У Ариэл не было доказательств этому другому, а одни только подозрения, которые холодной тяжестью легли ей на сердце. Что-то в ее душе подсказывало, что Леон жаждал мести.
Наконец, когда нервы Ариэл оказались на пределе и она была готова убить Пенроуза за его болтовню, дверь открылась и в зал вошли леди Сейдж и Леон. Все замолчали. Молча следили, как она усаживается на свое место. Леон встал рядом и взглядом отыскал глаза Ариэл. По его блуждающей улыбке она поняла, что не все так хорошо, как ей бы хотелось.
— Я приняла решение, — сказала леди Сейдж без всякой преамбулы.
Элизабет Локби стала открытым ртом ловить воздух. Ариэл почувствовала, как все внутри нее похолодело. Она всего ожидала от этой встречи, но только не этого. Волнуясь, она посмотрела на Леона. Лицо его было совершенно спокойным, даже веселым. Неужели он получит титул маркиза Сейджа? Или он уже отказался от него и дальнейшее его не беспокоит?
Ариэл послала Леону ободряющую улыбку, краем уха слушая возмущенные протесты леди Локби, которая настаивала на том, чтобы и ее сыну Адаму дали частную аудиенцию, прежде чем принимать какое-либо решение.
— Успокойся, — приказала дочери леди Сейдж, — я не забыла про твоего Адама. Итак, мое решение связано с мечом, которым семья Дюванн владела семь поколений.
Каслтон чуть не подпрыгнул со своего места.
— При чем здесь меч! — закричал он.
— Первый маркиз Сейдж сражался с этим мечом в битве при Седгемуре, — продолжала вдова, не обращая на графа никакого внимания.
— Мама! — закричала леди Локби, во второй раз прерывая мать. — Эта битва была два столетия назад и…
— И легенда гласит, — продолжала леди Сейдж, не давая дочери вставить слово, — когда маркиз был отрезан от своих двух полков и должен был неминуемо погибнуть, он перед самым рассветом поднял меч и стал молить Бога
