близко. Он чувствовал ее, как это было всегда, словно их связывали невидимые нити. И он слышал странные придушенные звуки за дверью, как будто она все еще смеялась. Что было нелепо. Если вспомнить, как она расстроилась, когда он уехал две недели назад, то он не понимал, что смешного она могла найти сейчас.
Ему не было смешно.
Ему нужно было снова ощутить ее рядом, убедиться, что она действительно здесь.
Почему у него внезапно появилось чувство отдаленности от нее? Она его милая девушка с пронизанными солнцем шелковыми волосами и чистыми карими глазками. У нее соблазнительная нижняя губка, которую он любит покусывать, маленькая ямочка, которая появляется слева от ее ротика, когда она смеется.
Но что-то изменилось, он не почувствовал этого, пока она не убежала.
Ему нужно видеть ее.
— Чемберс!
По крайней мере, он может рассчитывать на своего камердинера. Чемберс взял за правило никогда не удаляться более чем на десять футов.
Чемберс не ответил. Вместо него приковылял кривоногий гном, одетый в поношенную куртку гвардейца. Он выглядел не менее сбитым с толку, чем сам Джек.
— Вы кто? — спросил Джек и помертвел, услышав вместо своего голоса какой-то скрежет. — Где Чемберс?
Маленький человек, должно быть, понял его, потому что, бросив через плечо взгляд в сторону коридора, улыбнулся и подошел ближе.
— Если это ваш человек, то его здесь нет. Но я могу быть прекрасным ординарцем. Меня зовут Харпер.
— Моя жена… — Почему эти слова прозвучали так странно? У Джека даже голова заболела. — Где она?
Маленький человек нахмурился, отчего его лицо еще больше сморщилось.
— Боюсь, я не знаю. Хотя здорово, что вы открыли глаза. Все будут рады, ведь мы уже приготовились к тому, что после генерала придется хоронить вас.
Джек заморгал, не понимая: или что-то не в порядке с его головой, или не в себе этот маленький человек.
— Теперь вы можете сказать нам свое имя? — спросил вошедший, попытавшись оправить постель Джека, чтобы ему было удобнее. — Чтобы мы могли уладить ваши дела и все такое?
Джек смотрел на безобразного человека и все больше недоумевал.
— Мое имя? Разве вам не известно мое имя?
На этот раз заморгал маленький человек.
— Но как мы могли спросить? Ведь вы только-только очнулись.
— Тогда что здесь делает Ливви?
— Ливви? — неуверенно повторил неизвестный. — Кто…
— Харпер, — услышал Джек голос от дверей и едва подавил в себе жалкое побуждение заплакать от облегчения. Ливви вернулась. Она скажет ему, что все это значит.
Она стояла в дверях в своем ужасном коричневом платье, глаза были красными, как будто она плакала, а не смеялась, и вид у нее был испуганный, как у лисят на опушке леса.
Ливви никогда не была такой за всю ее жизнь. Она словно поблекла. Стала тоньше. Печальнее.
Неужели это он сделал ей что-то? Или она настолько не поладила с его матерью, когда он уехал, чтобы прийти в себя?
— Я сожалею, Лив, — извинился он, протягивая к ней руку. — Я не хотел обидеть тебя. Я не против игры, честно. — Он криво улыбнулся. — Просто скажи мне, что не хочешь жить в аббатстве. Тогда мне не придется говорить матери, чтобы она поделилась с Миллисент.
Но Оливия не улыбнулась в ответ.
— Я уже говорила тебе, Джек, что не играла.
Он рассмеялся.
— В твоих руках я на все согласен. Только вот где, черт побери, я нахожусь?
Ирландец счел нужным вмешаться.
— Не выражайтесь, милорд.
Джек глянул на него.
— А вы зачем еще здесь?
— Я вроде как защищаю миссис.
— Она ее светлость, — вырвалось у него. — И не угрожайте мне. Я убивал и не таких, как вы.
Оливия смотрела на него так, словно не узнавала. На секунду он подумал, что так оно и есть. Он сам себя не узнавал.
Но прежде чем он смог спросить, что все это значит, она повернулась к ирландцу и положила руку ему на плечо. Странно: она улыбалась, словно они хорошо понимали друг друга.
— Вы, сержант, в самом деле считаете, что бранное слово может травмировать меня?
Сержант улыбнулся в ответ как старый знакомый.
— Ругань — это одно. Я не хочу, чтобы вас оскорбляли.
Джек снова был совершенно сбит с толку. Он чувствовал себя так, словно оказался среди участников игры, ему незнакомой.
— Джек, — сказала Ливви, все еще улыбаясь ирландцу, — это отставной сержант Шон Харпер, он служил в лейб-гвардейском конном полку ее величества. Это он зашивал твои раны, после того как мы нашли тебя на поле. Тебе следует быть благодарным ему.
Если бы это была не Ливви и если бы гном был не таким некрасивым, Джек мог бы взревновать.
— Я благодарю вас, сержант.
— О нет, сейчас уже не за что, — широко улыбаясь, сказал маленький человек, щелкнув каблуками.
— Харпер, — продолжила Оливия, — я хочу представить вам Джека Уиндема, графа Грейсчерча.
— Хорошо, — не мог удержаться Джек. — По крайней мере это выяснили. Вы можете рассказать мне о том, чего, как вы считаете, я не знаю?
Он снова тер лоб — с возвращением Оливии боль, казалось, усилилась.
Она подошла к столу и налила в стакан воды. Добавив в него несколько капель другой жидкости, подала ему стакан.
— Ты упал, — сказала она, — как ты и сказал. Остальное подождет, пока ты не почувствуешь себя лучше. Выпей это и отдохни.
Она не улыбнулась ему, когда наклоняла стакан, поднеся его к губам Джека.
Джек выпил, вдруг ощутив сильную жажду. Он знал, что в воду была добавлена настойка опия, но ему было все равно. Ливви отдернула руку, как если бы он обидел ее. Она избегала встретиться с ним глазами.
Он вдруг почувствовал огромную слабость. Закончив пить, он с облегчением опустил на подушку голову.
— Обещай, что будешь здесь, когда я проснусь.
Она снова чуть помедлила.
— Да, Джек. Я буду рядом.
Этого мало, подумалось ему. Было что-то, о чем она умалчивала. Что-то, чего он не понимал. Но сейчас ему больше всего было нужно, чтобы она держала его за руку. Чтобы она была здесь, с ним.
Немного успокоившись, он закрыл глаза.
— Хорошая девочка. Я знал, что могу доверять тебе. Ответом ему было молчание.
— В самом деле? — наконец произнесла она.
Но он слишком устал, чтобы сказать речь, которую приготовил, пока был в деревне, — о том, что всё не важно, пока она рядом с ним, и они смогут вынести все, пока будут вместе.
Поэтому он только сказал:
