— Пока вы не настоящий вампир, — равнодушно ответил Марклоу. — Вам еще надо постараться. Иногда риккетсия приживается только после шестой-седьмой инъекции. Но прижившись, она остается на всю жизнь, а жизнь может оказаться долгой.
— Насколько долгой? — добивался Брюер.
— Поживем — увидим, — ответил граф Дракула. — Мы ведь имеем дело с новым штаммом.
— А как действовал старый? — настаивал Брюер.
— Не знаю, — ответил Марклоу. — Самые старые из известных мне людей давно позабыли, сколько им лет. Во времена их молодости арифметику еще не придумали. И письменность тоже, но огонь был. Огонь и деревянные копья. Ко времени изобретения письменности война была почти проиграна. Риккетсия едва не отправилась вслед за мамонтами, саблезубыми тиграми и тысячами других видов, выбитых неолитическим человеком. К счастью, она выжила. И к счастью, я выжил вместе с ней. Теперь настал рассвет новой эры. Скоро мне уже не придется таиться. Вместе с вами и всеми подругами Дженни мы станем повитухами сверхчеловечества, как вы деликатно выразились.
Брюер видел, что Дженни не по себе. Она понимала, что перешла важный рубеж, когда с губ Марклоу впервые слетело слово «вампир». Он разоблачил себя и ее вместе с ним. Ей было страшно, а Марклоу нет. Он давно перерос страх, еще мог устрашать, но не умел отождествить себя с теми, кому внушал ужас. Жертвам казалось, будто он знает о них больше, чем они сами, но они ошибались. По сути, он все еще считал себя человеком, но не понимал людей. Может быть, он ошибся, так старательно делая себя безвредным, святым, а не дьяволом.
— Сотрудничество, — иронически бросил Брюер, — это чудесно.
Словно по команде в дверь позвонили. Не в звонок снизу, за укрепленной входной дверью, а в колокольчик, висящий у двери квартиры.
Марклоу не хуже Брюера понимал, что тому, кто прошел так далеко, нет нужды звонить у дверей — этот жест был чистой издевкой.
— Не вставай, — сказал Брюер Дженни. — Я думаю, это ко мне.
Брюер посоветовал стрелку не рисковать: он видел, как стремительно движется Марклоу и как он силен. Снайпер выстрелил, как только увидел цель, и Марклоу рухнул на пол.
Его свалила просто инерция удара, но встать экс-вампир уже не сумел. Такая доза транквилизатора усыпила бы лошадь и даже тигра.
— Присматривайте за ним хорошенько, — велел Брюер, когда люди вошли забрать тело. — Это исчезающий вид. Обеспечьте ему удобную крепкую клетку и поосторожнее с ним, когда проснется. Уверен, он еще способен укусить, если будет настроение.
Дженни встала с кушетки. Она напоминала второстепенный персонаж какой-нибудь мыльной оперы, но теперь актриса решила, что ее снимают крупным планом и надо изобразить смену чувств, хотя бы от тревоги к беспокойству.
Брюер открыл дверь представителю министерства.
— Дженни, это мистер Смит, — сказал он через плечо. — Он хотел бы получить у тебя полный список знакомых, которых ты свела с мистером Марклоу. Вероятно, не так страшно, если он будет
Мистер Смит не улыбнулся. Брюер и не ждал от него улыбки. Представители министерства — любого, — пробыв некоторое время на этой работе, теряют способность улыбаться.
— Ублюдок, — сказала Дженни. — Ты нас продал!
Брюер изобразил жестокую обиду:
— Я тебя продал? Это ты рассказала новому приятелю о моих скрытых операциях. Ты продала ему моих… сотрудников. Ты даже старых подруг ему продала по бросовой цене, как обесценившиеся акции. После чего он преспокойно вломился в мою сверхсекретную лабораторию, избил меня и накачал заразой, которая в не столь отдаленные времена заставляла его сотни, если не тысячи лет прогрызать кровавые дыры во всем теплокровном, что попадалось на пути. Он в самом деле решил, что это хороший способ завоевать мою дружбу, или ты подсказала? Ты никогда не разбиралась в людях, а он, должно быть, забыл все, что знал, когда сам был человеком. Что неудивительно, учитывая, что это заболевание сближает его, скорее, с бешеными собаками и летучими мышами-вампирами. Из всех навыков общения у него сохранилось только умение оставаться в тени, прикрываясь легендой, превратившейся в анекдот. Да и тот он в конце концов забыл.
Дженни уставилась на него глазищами, почти столь же пронзительными и угрожающими, как у Энтони Марклоу. Но их цвет оставался голубым, как у младенца, и силы духа за ними не чувствовалось. Как-никак она не стала настоящим вампиром. Ей просто снились неприятные сны.
—
— Я верил и верю, — сказал он. — Иначе зачем я здесь, по-твоему? Думаешь, я мог доверить такую работу со всеми вытекающими из нее благами такому, как он? Черт побери, он же паршивый
Горящий взгляд Дженни метнулся к неулыбчивому мистеру Смиту и снова к Брюеру, будто спрашивая: «Это кто такой? Тоже контроль качества?»
Но сказала она другое:
— Энтони ввел бы тебя в дело и сделать равным партнером. Государство ни за что так не поступит. Как только я скажу этому жуткому типу все, что он хочет узнать, мы с тобой станем лишними. Все загребут
— Ты насмотрелась телевизора, — сказал ей Брюер. — Правительство — не тайная организация, созданная, чтобы нас контролировать. Я голосовал за правительство и точно не голосовал за графа Дракулу. И никто, кроме Простака Саймона, больше не говорит «жуткий», а Саймон до того прост, что помешался на коллекционировании карточек из телефонов-автоматов.
— Тебе это было не по нутру, да? — огрызнулась она. — Ты просто не мог видеть меня такой. Люди, которых ты выбросил, должны оставаться мусором в канаве? Им не положено найти кого-нибудь получше и выбраться на дорогу. Ты это сделал из
— Нам пора, Дженни, — тихо сказал Брюер. — На улице ждут люди. Они проведут обыск и соберут все это. — Он небрежно махнул рукой на книги и диски.
— Они не имеют права, — прошептала она, но настаивать не стала.
Что она могла сказать? Она не хуже Брюера знала, что Энтони Марклоу виновен во множестве преступлений — недавних и древних. Она и сама была запачкана — согласно протоколу 98-го. Она была опасной преступницей и, кроме того, добровольным носителем нелегально модифицированной инфекции.
Брюер пропустил ее за человеком из министерства и сам почтительно пристроился сзади.
Он был уверен, что Дженни не права. Вовсе не глупо было довериться властям. Как-никак он в самом деле за них голосовал. И кроме того, предусмотрительно разослал двадцать копий своих листков формата А4 в тайники по всей земле, через Таллин и Токио, Ратцебург и Палермо. Учитывая, что эта сеть только формировалась, у его новых сотрудников мало шансов проследить и уничтожить все копии.
Он жалел, что не овладел искусством устрашения, но понимал, что, будь он даже настоящим гангстером, у него не было бы иного выбора. Даже гангстеры не могут совершенно пренебрегать гражданским долгом; они не меньше других зависят от стабильности общественного устройства. Избранный им путь ведет к богатству и, следовательно, к власти, а в качестве бонуса он получит особую славу.
Отныне и вовеки он будет известен как человек, положивший конец зловещей карьере графа