мужчин, некоторые постарше, около сорока пяти. Из Дании, Германии, Австрии, Англии, Франции, Италии, Австралии и Соединенных Штатов. Насколько мог судить Крейг, тут явно назрела настоящая сенсация, и теперь он стыдился признаться даже самому себе в обуревавших его противоположных чувствах: с одной стороны, он хотел, чтобы мир наконец прозрел и в едином порыве решил проблему (хотя бы быстро нашел Сару или ее тело, а также еще сорок шесть человек), а с другой — надеялся, что сам раскроет эту тайну.
По легенде, Крейг был натуралистом из университета Сассекса, который приехал на остров с целью проверить, обитают ли занзибарские леопарды по-прежнему в местных лесах. Для этого даже наняли сассекского профессора зоологии, естественно за плату, которую назвали консультационными услугами, и поэтому если бы занзибарские власти вознамерились проверить Крейга, то получили бы полное подтверждение его благонадежности.
В тот день Крейг посетил Музей естественной истории, наверное самое странное заведение подобного рода, виденное им в жизни. Стеклянные витрины, забитые птицами, вроде бы чучелами, только они не сидели на жердочках и не стояли, а лежали, как будто их убили недавно, а маленькие лапки перевязали проволокой. Ярлычки с названиями видов. Глаза, замазанные мелом. Грязный стенд, находящийся поодаль, в нем скрепленные проволокой кости додо. Парочка чучел летучих мышей — американской фруктовой и гигантской летучей мыши с острова Пемба — раз в десять больше созданий, напоминающих ласточек, которые летали над головой Крейга, когда он выходил прогуляться вечером после ужина. Ящик со сдвинутой крышкой; когда англичанин открыл его, оттуда вырвался рой мух, одна из них забилась ему в нос. Внутри доска с прикрепленными к ней гремя крысами — мертвыми, вроде бы набитыми ватой, только лапки зачем- то скручены у лодыжек. Ни малейшей попытки придать им жизненные позы никто не сделал. Ни листочка, ни ветки. Никаких стеклянных глаз. Никаких экспозиций. Крейг уронил крышку ящика.
Самое странное: ряды банок с мертвыми морскими тварями и деформированными зародышами животных, стекла покрылись толстым слоем пыли и окаменелого праха, приходилось нагибаться и пристально вглядываться, чтобы рассмотреть бледные останки камень-рыбы, или огромного краба, на раковине которого виднелось изображение двух верблюдов с погонщиками, или сросшихся южноафриканских антилоп.
И чучело леопарда. Явно не лучшего качества. Задача таксидермиста — создать магическое шоу для вечности: иллюзию жизни в наклоне головы, стеклянистого мерцания в глазах. А за эту работу Музей естественной истории Занзибара должен был бы попросить свои деньги назад. Хотя ты все равно мог догадаться, что за зверь перед тобой. Если даже не знал до того, как он выглядит, то посмотрел бы и сказал: да, это леопард. Крейг обошел экспонат со всех сторон. Вот его он и должен найти. Якобы. Большого вреда не будет, если он все-таки узнает, на кого этот зверь походит.
На террасе зазывалы обрабатывали толпу — медленно, осторожно, с той сдержанностью, которую они редко демонстрировали внизу, в Стоун-Тауне. Там эти ребята тенью следовали за тобой по одним и тем же улицам день за днем.
— Джамбо, — говорили они.
— Джамбо, — отвечал ты, иначе было бы невежливо.
— Хотите поехать на Тюремный остров? Хотите поехать на восточное побережье прямо сегодня? А может, в Нангви? Хотите такси?
Ты бежал вверх по улице Кеньятта и не мог найти и секунды покоя около садов Джамьятти, откуда лодки уходили к Тюремному острову, к его коралловым рифам и гигантским черепахам. Крейг внимательно ознакомился с путеводителями.
— Джамбо. — Голос раздался совсем рядом.
Журналист украдкой осмотрелся, запрокинув бутылку пива и сделав пару глотков. Местный подросток подошел к молодой англичанке со светлыми волосами. Девушка застенчиво улыбнулась, зазывала сел рядом с ней.
— Солнце заходит, — сказал он, и она посмотрела вдаль, на океан. Светило тонуло в облаках. — Вы не хотите съездить на Тюремный остров завтра? — спросил африканец, вытаскивая пачку сигарет из кармана.
Девушка покачала головой:
— Нет. Спасибо.
Она все еще улыбалась, но Крейг понял, ей немного не по себе. В борьбе со скромностью дух приключений уже завел ее в такую даль от родного северного города! Блондинке явно льстило внимание молодого парня, но полностью забыть предупреждения, полученные от родителей при отъезде, она не могла.
Занзибарец прошелся по всему списку, но девушка вежливо отклонила все его предложения. В конце концов он сменил тактику и предложил ей выпить. Крейг услышал, что она не отказалась бы от пива. Парень подозвал официанта и быстро пробормотал заказ на суахили. Вскоре англичанке принесли банку «Стеллы», а для африканца кока-колу. Крейг заметил, как девушка, с хлопком открыв пиво, почти незаметно отклонилась чуть дальше от подростка в сторону океана, и подумал, что, возможно, ей не стоило принимать подарок. А может, то всего лишь говорила его старомодность. Может, в наше время дамы имеют полное право принимать пиво и отказываться от всего остального. Вот только Крейг не был уверен, что африканский юноша думает так же. Не важно, мусульманин он — а отказ от алкоголя предполагал это — или нет.
Пронзительный писк в ухе. Укол в предплечье. Крейг резко ударил себя по руке, медленно поднял ее, присмотрелся и вздрогнул: он не выносил вида крови, не важно, своей или чужой. Как-то даже выбежал из кинозала во время показа «Сияния». Рухнул в обморок, став свидетелем автокатастрофы и случайно увидев ногу пострадавшей прохожей, в чулке, пропитанном кровью. Раны женщины в результате зажили, не оставив следа, а вот на виске Крейга до сих пор виднелся шрам там, где он ударился головой о тротуар.
Москит напился изрядно и явно успел поживиться не только Крейгом. Чувствуя, как подкатывает тошнота, журналист быстро осмотрел размазавшийся по руке ужин насекомого, от которого осталось красное пятно в форме Мадагаскара, почти в дюйм длиной. Крейгу даже стало интересно, чья это кровь, ведь москит едва успел загнать жало ему под кожу. Еще одного любителя пива? Журналист посмотрел вокруг. Хорошо бы не вот того итальянца в тесных шортах. И не вон тех двух южноафриканских регбистов, сидевших около ограждения, широко расставив ноги.
Крейг плюнул на бумажную салфетку и принялся энергично вытирать руку, стараясь не глядеть на нее. Энергия от удара пришлась на брюшко москита; его пустое тело, разорванное, но относительно не тронутое, приклеилось к руке, как обертка из-под фруктового льда.
Оно тревожило Крейга гораздо меньше возможности того, что под стеклянистой кожей мертвой твари остался хотя бы крохотный сгусток крови.
Когда он снова посмотрел вокруг, блондинка подошла к группе европейцев, судя по виду, то ли скандинавов, то ли немцев, и с явным удовольствием присоединилась к их разговору о путешествиях и приключениях. Зазывала со злобой смотрел на слоистые облака, скрывавшие солнце, его левая нога вибрировала, точно натянутый провод. Крейг надеялся, что он не слишком рассержен и не выкинет какую- нибудь глупость. Сомнительно, конечно. В конце концов, подобное случалось нередко. Не мог парень рассчитывать на стопроцентное попадание.
Англичанин выждал еще пять минут, потом подошел к нему и сел рядом. Подросток повернулся, и Крейг заговорил.
Десять минут спустя оба покинули террасу, хотя и не вместе. Крейг направился в отель «Мажон» спать; африканец, после разговора изменив свои планы на завтра, тоже пошел домой, в ветхую квартиру, где жил с семьей в центре Стоун-Тауна, среди крыс, мусора и протекающих канализационных труб. Справедливости ради надо сказать, что местные власти ремонтом занимались, только еще не добрались до квартала нового знакомого Крейга.
К Элисон, блондинке с террасы, и ее новым знакомым подошел другой зазывала, пожилой и высокий. В отличие от подростка, он действовал уверенно, не отвлекался и цель имел только одну: у него была работа. В компании Элисон не так нервничала. Разумеется, она хотела поехать на Тюремный остров, они все хотели, а потому взглянули на нее, пока торговец ждал ответа. Девушка кивнула, улыбнувшись облегченно. Европейцев было четверо: две подруги из Германии, говорившие на прекрасном английском, и парочка,
