– Понятно! – он положил бритву. – А хозяйка – она как?
– А она, когда ко мне мужчина приходит, на кухне сидит. Я ведь ей за это плачу.
– За что?
– За каждого мужчину. Так что она довольна, если больше приходят. Скупая, сволочь: подслушивает, сколько кусков бумаги в уборной отрываешь.
Поставив зеркало на стол напротив него, Инна начала навертывать прядки волос на бигуди. Голову она покрыла цветастой косынкой.
– Жарища-то! Ты на меня не смотри… В бигудях я некрасивая. Я вообще, Славочка, старею, и мне пора делать карьеру, как всем.
– Зачем?
– Затем, что такие, как ты, уже просто сидят со мной.
– Это я старый, Инка. Простой советский импотент. Всех по мне не меряй…
– Считаешь, у меня красота еще осталась?
– Все на месте, Светлозерская. За тебя я не беспокоюсь.
– Ягубов сегодня тоже сказал, что у меня все в порядке. Правда, он имел в виду анкету. Сказал, даст мне рекомендацию в КПСС.
– Ну?
– Я же сказала – делаю карьеру. Он обещал сделать меня завмашбюро.
– Ого!
– Конечно, он даст мне рекомендацию, чтобы я как член партии молчала, что он хочет со мной переспать. Но мне-то не все ли равно?
– Зря, Светлозерская…
– Зря? А вы все?
– Я вступал, когда верил. А сейчас вступают только дураки и карьеристы.
– Правильно! Я как раз и то, и другое. Если вступлю, меня, может, в турпоездку выпустят. В Италию. Очень хочу в Италию.
– Что там делать?
– Да то же, что и здесь, только открыто. Уж мужики там не хуже наших, это точно. Никто из хороших людей мне не поможет, а Ягубов – поможет. Глупо не использовать, пока он меня хочет.
Вячеслав встал.
– Хороший ты человек, Светлозерская, искренний. Давай рукопись, чтобы тебя не попутали. А то из-за меня вся твоя карьера погорит…
Вытащив из тумбочки папку, Инна держала ее в руках, отдавать медлила.
– Слав! – тихо спросила она. – А ты правда из-за меня приехал? Ну, чтобы я не погорела?
Она подошла к нему вплотную.
– Унизь меня. И посильней. Похабно, как хочешь. Ну, оскорби, скажи, я шлюха, или ножом меня порежь, или зубы выбей. Не бойся, я кричать не стану, терпеливая. Ну!…
Он смотрел ей в глаза. Глаза были сухие, бешеные.
– Что с тобой? – растерялся он.
– Я сука, Славочка.
– Почему?!
– А потому! Все, что ты просил печатать в четырех экземплярах, я печатала пять.
– Зачем?
– Пятый у меня просил почитать один мой клиент. Он мне за пятый столько платил, сколько ты за четыре. А мне деньги всегда нужны, ты же знаешь… Я думала, он просто почитать… Скотина! Придет, я ему… откушу! Не бойся их, Славик! Ничего не сделают! Ну, не расстраивайся! Сейчас я тебя развеселю.
Сняв с гвоздя гитару, Светлозерская провела пальцем по струнам, подстроила, откашлялась.
– Выпить хочешь?
Он отрицательно покачал головой. Инна взяла с подоконника бутылку водки, вылила остаток в стакан, выпила, облизав губы, подождала, пока водка проникла в организм.
– Вот послушай, Славик:
66. ШМОН
На скамье для старух, напротив подъезда, сидел молодой человек в синей спортивной куртке, поглядывая на дверь. Выйдя из дому спозаранку, Вячеслав Сергеевич не обратил бы на него внимания, если б человек не поднялся чересчур поспешно. Шаги в подворотне становились гулкими, и Слава понял, что у него хвост. Значит, не отстали, и вчерашнее – только звено в цепочке.
