ключ, поинтересовался у шофера, давно ли он проверял аптечку, велел помощнику сообщить о сигнале в горгаз и лишь после этого начал одеваться.
Через пять минут газик с мерцающей синей лампочкой мчался по улицам ночного Мурманска. Возле дома на скамейке, съежившись, сидела худенькая женщина. Она прикрывала полой пальто спящего мальчика. Рядом стояла другая женщина, в наброшенном на плечи пальто и в домашних шлепанцах. Их и увидели милиционеры, выскочившие из машины. Через минуту прибыл участковый Проничев.
— Он краны на кухне открыл, — дрожа то ли от холода, то ли от волнения, рассказывала та, что держала на руках ребенка. Она назвалась Бахметьевой. — Я, кричит, ваш паразитский дом взорву весь до основания… Я спички спрятала от него, так он начал молотком по батарее да плите стучать…
Капитан, слушавший ее внимательно, посмотрел на часы:
— И сколько он уже там… упражняется?
— С полчаса, наверное, — все так же дрожа, ответила женщина.
С угрозой газового взрыва Горчаков сталкивался впервые. Мог только предполагать, какие это имело бы последствия. И уж совершенно точно знал: медлить нельзя нисколько. С каждой минутой в квартиру на пятом этаже выходит все больше газа. Черт его знает, взрывоопасная там концентрация или нет…
— Перекрыть газ!
— Есть, — козырнул участковый. Михаил быстро прошел с ним в подъезд и молча подставил согнутое колено. Проничев больно надавил сапогом на колено, потом взобрался Михаилу на плечи, лишь после этого смог дотянуться до газовых кранов.
А капитан Горчаков тем временем продолжал распоряжаться:
— Эвакуировать жильцов!
— Но ведь спят же люди! — удивилась стоящая рядом девушка.
Горчаков, даже не взглянув на нее, повторил:
— Немедленно эвакуировать всех. Звонить и стучать в каждую квартиру.
Через пять минут дом начал оживать. Зажегся свет в окнах, захлопали двери.
Первой проковыляла на улицу бабка из четвертой квартиры.
— Батюшки-светы, жизни совсем не стало. Война, что ли, касатик? — прицепилась она к участковому. Тот сурово ответил:
— Ничего, бабушка… Скажите спасибо, что разбудили вас. Еще неизвестно, на каком свете вы бы проснулись…
Громко заплакала девочка, сидевшая на руках у мужчины со второго этажа. Отец, кое-как натягивая ей на голову башлык, приговаривал:
— Не реви, а то серый волк сейчас явится. Вон из-за того угла.
Девчушка замолчала и уставилась на угол дома.
Постепенно улица заполнилась сонными, кое-как одетыми людьми. Они сгрудились у подъезда, негромко переговариваясь и выспрашивая друг у друга подробности. Но подробностей не знал никто.
Любопытный дед с четвертого этажа стал перед капитаном во фрунт:
— Дозвольте обратиться, товарищ начальник!
— Некогда, папаша, некогда, как-нибудь в другой раз… — И громко: — Прошу соблюдать порядок! Всем отойти от дома! Дальше, граждане, дальше!.. Шилов, проследите!
Волна людей откатилась, оставив у подъезда капитана и участкового, стоящего теперь с ломиком в руках.
— Пошли…
Оба скрылись в подъезде. Михаил, оставив жильцов под надзором шофера Севастьянова, кинулся их догонять.
Уже на третьем этаже опустевшего дома они отчетливо услышали удары — четкие, размеренные: стучали железом по железу.
— Вот скотина! Ведь достаточно одной искры… — И участковый устремился вперед, обгоняя капитана. Побежал и Михаил.
У квартиры Бахметьевых участковый остановился, нажал кнопку звонка — тот затрещал резко и пронзительно.
Удары по металлу на секунду прекратились, потом раздались еще громче.
— Эй, открывай! Милиция! — потребовал подоспевший Горчаков.
— Бесполезно, товарищ капитан! Он, когда пьяный, ничего не соображает. Надо ломать, — сказал участковый.
— Дай-ка, — взял у него ломик капитан. Он осторожно подсунул ломик под дверь, потом медленно приподнял свой конец.
Крррак! Дверь открылась. В нос шибануло кислым запахом газа.
— Не лезь! — Горчаков рванул за плечо сунувшегося было вперед Михаила и шагнул в квартиру…
Больше Михаил ничего не видел. Когда он очнулся, в глазах еще стояла желтая вспышка. Ноги болтались где-то внизу — в пустоте. В спину ребром упиралась какая-то железка. Веки слиплись. Приторно пахло паленым волосом…
Цепляясь за перила, Михаил выбрался на площадку, с которой его едва не сбросило, и осторожно протер глаза.
Он увидел, что участковый Проничев помогает подняться капитану. Тот был без фуражки, и на лице у него словно белая маска была надета — так выглядела обгоревшая кожа. Волос спереди не было, часть головы покрывала корка…
— Скорую, скорую!.. — истерично закричала женщина в толпе, когда меньше всех, пострадавший участковый помог капитану спуститься вниз. Горчаков все пытался что-то сказать. Наконец с трудом разлепил губы:
— Поднимись в квартиру, посмотри, как он там…
…Медсестра в приемном покое с ужасом смотрела, как обожженный капитан моет голову в большом тазу. Сам попросил:
— Давайте, девчата, пока под горячую руку — грязь смою. Потом ведь не дамся.
Когда санитарка унесла на вытянутых руках таз воды пополам с известкой, сестра начала обрабатывать обожженную голову, лицо и руки необычного больного розовой от марганцовки жидкостью. И тут Горчаков первый раз по-детски засопел:
— Больно-то как!
Сестра, уже успокоившись, профессионально улыбнулась:
— Потерпите, миленький, сейчас легче будет…
Михаил, ожидая своей очереди, разглядывал себя в зеркало.
Кроме глубокой царапины, ничего страшного, кажется, не было. Отсутствовали только брови и ресницы. «Как птенчик», — подумал Шилов…
РАССКАЗЫ О СЛЕДОВАТЕЛЯХ
СЕМЬДЕСЯТ ДВА ЧАСА
Обстановку Сашка Никитин, окончивший университет годом раньше, обрисовал коротко, но
