– Не увиливай. Отвечай честно. Будь мужчиной.
Рис колебался. По его конопатой рожице я видел, что, с одной стороны, ему очень хотелось увильнуть, так как за правду вполне можно было схлопотать затрещину, а что еще хуже – дойдет до Мамы, тогда на целый год упреков хватит; с другой стороны, Рису хотелось быть настоящим мужчиной. Желание стать мужчиной победило.
– Тетя Нина… лучше… – пробормотал Рис.
Мы помолчали. Вообще-то по законам педагогики Рис должен был понести какое-нибудь наказание.
– Чем же тетя Нина лучше?.. – спросил я.
Рис понял, что пронесло.
– С тетей Ниной интересней, – сказал он, оживившись. – Она рассказывает разные истории… И вообще… мы как бы наравне… Только она немного больше знает (Рис остается Рисом). И она справедливая.
– За такой короткий срок нельзя узнать столь важную черту характера, как чувство справедливости, – произнес я. Фраза получилась нравоучительной.
– А я вот узнал.
– Каким же образом?
– Я сказал, что у нее уши торчат, как у кошки… А она даже не обиделась. Говорит, что правда у нее плохие уши. А я нарочно про уши сказал… Уши у нее в норме… Просто так, чтобы подразнить… Мама знаешь как бы рассердилась… Было бы дело!
– Какая же это справедливость? Ты ее оскорбил, а она ничего с тобой не сделала. По справедливости надо было влепить тебе как следует.
– А она вот не влепила.
– И это ты считаешь справедливым?
– Да.
– Странная логика.
– Ничего не странная. Нормальная.
Мы опять помолчали.
– И потом, – продолжал Рис, как бы оправдываясь, – Мама много кричит. И не поймешь, когда она заплачет, когда засмеется. Как маленькая девчонка. У нас в садике есть такие. Покажешь палец – когда засмеется, а когда рассердится и заплачет. Никогда заранее не угадаешь.
– Как тебе не стыдно говорить такое! Мама тебя очень любит.
– Тетя Нина тоже любит.
– Она знает тебя всего три часа.
– Тетя Нина уже несколько лет за мной следит. Правда, издали, когда мы гуляем по проспекту.
– Мало ли кто за тобой следит. Следить легко. А Мама тебя воспитывает.
– Воспитывает… – буркнул Рис. Он хотел еще что-то добавить, но передумал.
Мы снова замолчали. Камыши затихли, как всегда бывает незадолго до дождя. Неясное пятно солнца совсем затянуло белой пеленой, и оно не светило, лишь жгло.
Стало душно. Тяжелый белый зной давил на тело, растекался по груди, ногам, рукам и, казалось, капал на траву. Надо было бы искупаться, но зной сковывал все тело, не хотелось шевелиться.
– Пап, а пап, а ты мог бы пережениться?
– Нет.
– Почему?
– Хватит болтать чепуху.
– У нас в садике у некоторых родители пережениваются.
– Меня это не касается.
– У Вовки Барабаша мать была знаешь какая плохая… Драла его почти каждый день за уши. У него уши сделались длинными-предлинными и висели, он даже хлопать ими научился… Так Вовка упросил отца пережениться. Вторая мать очень добрая оказалась. Все ему покупает, что ни попросит. И справедливая. Даже очень! А красивая какая! Когда нас родители из садика забирают, то все на нее смотрят. Волосы большие-пребольшие, как телебашня, и красные-красные, как у индейца… Пап, а ты считаешь, тетя Нина красивее Мамы?
– Думаю, что нет.
– А я думаю, что да.
– Ну это твое личное дело.
– Конечно.
Рис повернулся на бок и стал смотреть в сторону речки, очевидно, в сторону тети Нины, чтобы подкрепить свои впечатления.
Я хлопнул сына пониже спины.
