— Покинуть самолет! — приказал штурман стрелку-радисту.
Все остальное мы наблюдали с земли: Пе-2 отошел в сторону леса, и от него отделились две темные точки...
На следующий день воины 261-го бомбардировочного авиаполка прощались с майором Иваном Григорьевичем Петровым. Его хоронили на окраине аэродрома. Проводить в последний путь замечательного политработника и летчика прилетели на своих «яках» четыре французских офицера, которые недавно работали вместе с нами с этого аэродрома. Командир «Нормандии» Жан Луи Тюлян сказал тогда о Петрове несколько прощальных слов. Пилоты поклялись отомстить за гибель товарища.
А бесстрашный штурман, лучший в дивизии снайпер бомбардировочных ударов майор Григорий Иванович Армашов за отличия в боях, а также за мужество и героизм, проявленные в полете 8 июня, вскоре был отмечен званием Героя Советского Союза.
Да, на фронте всякое бывало. В бесчисленных воздушных боях чего только не случалось, и все-таки судьба одной боевой машины, известной в дивизии под названием «голубая девятка», до сих пор вызывает у меня восторг и удивление.
Расскажу по порядку.
В 130-м бомбардировочном особенным уважением пользовался техник-лейтенант Г. И. Титаренко. «Голубая девятка» — так называли Пе-2, который он обслуживал, по присвоенному номеру, написанному на фюзеляже голубой краской. Машина летала безотказно. Титаренко не расставался с ней со дня прибытия самолета в полк — с октября 1941 года.
В мае 1943 года однополчане Титаренко отметили своеобразный юбилей — 400-й боевой вылет «голубой девятки». Чествовали за честный и добросовестный труд и ее хозяина — Григория Ивановича. И чествовали по заслугам. За все это длительное по фронтовым понятиям время не было случая, чтобы его машина не взлетела в воздух или прервала полет из-за неисправности, какой-либо неполадки.
Экипаж «голубой девятки» более ста раз ходил на разведку в глубокий тыл противника, участвуя в бомбардировках, сбросил на голову врага свыше 2000 бомб, а отражая атаки истребителей, сбил девять машин!
В дни битвы под Москвой в одном из многих боев этот Пе-2 вышел победителем из схватки с четырнадцатью «мессершмиттами»! Экипаж пикировщика сразил на этот раз три вражеских самолета. В том бою на «голубой девятке» после нескольких прямых попаданий снарядов вышел из строя левый мотор, получили пробоины бензобак, центроплан, посадочные щитки, заклинило руль высоты, шасси. И тем не менее Пе-2 дошел до своего аэродрома и совершил посадку. В его плоскостях техник и механик насчитали более семидесяти нулевых и пушечных пробоин.
Четверо суток в тридцатиградусный мороз не отходили от машины техник-лейтенант Титаренко и механик старший сержант В. П. Баранюк. Вместе со своими помощниками Афанасьевым и Шамоновым они поставили рекорд по смене мотора: сделали это менее чем за шесть часов. И «голубая девятка» снова пошла на боевое задание.
В середине июня 1943 года мою должность — заместителя командира дивизии по политической части — совместили с должностью начальника политотдела. Наш начподив Ю. Т. Еременко убыл в расположение политотдела 1-й воздушной и потом приезжал к нам в дивизию уже в роли старшего инструктора политотдела армии. Круг моих обязанностей в новой должности заметно расширился, намного увеличился объем работы. А политотдел дивизии, как и прежде, проводил в жизнь мероприятия по повышению боевитости партийных и комсомольских организаций, нацеливал коммунистов на то, чтобы они были образцом выполнения партийного и воинского долга. На 1 июня 1943 года у нас в соединении насчитывалось 444 члена и 343 кандидата в члены партии. Это была большая сила, на которую опирались командиры частей и подразделений.
Относительное затишье к лету сорок третьего на нашем и соседнем фронтах, которое началось после освобождения Курска, Ржева и Вязьмы, чувствовалось, скоро закончится.
Назревали новые жестокие бои и сражения. К лету 1943 года гитлеровцы собрали большие силы, проведя у себя в стране тотальную мобилизацию. К предстоящим операциям вело подготовку и командование 1-й воздушной армии. С целью разгадки замысла противника усиленно велась воздушная разведка.
И мы летали на разведку, тренировали экипажи на полигонах в бомбометании с пикирования, провели сборы руководящего состава частей, а в конце июня — летно-тактические учения. На них наши летчики впервые в практике авиационных частей отрабатывали сбор бомбардировщиков «на петле», встречу с истребителями прикрытия «на прямой» и выход на цель в точно заданное время. До этих нововведений группы бомбардировщиков «по пути» заходили на аэродром, где базировались истребители, те подсоединялись к той или иной группе и уже только после этого шли на цель. При нанесении массированных ударов собирались так же. Разница заключалась лишь в том, что после встречи с истребителями группы над целью появлялись с установленными для каждой из них временными интервалами. При этом не исключались случаи опоздания истребителей, порой преждевременных выходов их из сопровождения.
Сбор «на петле» при массированных ударах, как показала практика, способствовал более успешному решению поставленных задач. Первым, по нашим расчетам, поднимался полк, который базировался дальше других от линии фронта. Он летел вдоль назначенного линейного ориентира, и другие полки, строго соблюдая расчетное время, шли в район сбора вдоль того же ориентира. При встрече под определенным углом начинали разворот и вставали в общий строй.
Нередко на аэродромы истребителей мы посылали своих представителей. Они подробно информировали о составе и количестве групп бомбардировщиков, порядке построения в воздухе, объектах удара. Уточняли с экипажами, уходящими на задание, тактику действий, высоту полета, маршрут, порядок радиообмена. Важность приобретали даже такие, казалось бы, второстепенные детали, как цвет винтов, полос и номерных знаков на самолетах того или иного бомбардировочного полка. Зная все это, истребители безошибочно пристраивались к сопровождаемым группам и, приняв соответствующий боевой порядок, следовали с ними.
Вопросами, связанными с взаимодействиями бомбардировщиков и истребителей, нередко приходилось заниматься и мне. Как-то, пользуясь случаем, я решил залететь по пути в танковую часть, в которой служил механиком-водителем мой бывший шофер Андрей Белоус. За несколько километров до линии фронта, в лесу, я увидел заглубленные в землю танки. Чтобы не демаскировать их, ушел на своем У-2 в сторону и, выбрав площадку поудобнее, произвел посадку. Опознав «двойку» — номер на руле поворота, — Андрей быстро прибежал к самолету. За ним — целый взвод его сослуживцев. Тут же закатили У-2 в кустарник, накрыли ветками.
Недолго я задержался у танкистов, но улетал от них, убежденный в том, что настроены они бодро, что упорно готовятся к началу наступательной операции и горят одним желанием — сделать все, чтобы лучше выполнить поставленные перед ними задачи.
В эти же дни судьба мне подарила еще две трогательные встречи. Первая из них произошла короткой летней ночью. В штабе дивизии бодрствовали все, даже те, кому предоставлялась возможность для отдыха, — ожидали прилета из-за линии фронта армейских У-2 с необычным грузом.
И вот в небе, в густой предутренней синеве над Троицким, где размещался штаб дивизии, с небольшими по времени интервалами появились три самолета. Заметив световое «Т», выложенное на площадке из фонарей «летучая мышь», пилоты пошли на посадку. Мы уже знали, что в самолетах дети партизан из отряда, сражающегося на Смоленщине. Их везли на Большую землю.
Когда У-2 подрулили к опушке березовой рощи, окаймляющей посадочную площадку с севера, и в кабинах машин замаячили обвязанные платками и шарфами головки ребят, признаюсь, у меня, как и у других встречающих, навернулись слезы.
Мы бережно высаживали юных пассажиров и на руках относили в сторону. На своей немудреной одежонке они привезли с собой запах дыма лесных костров и курных землянок. Выгрузка закончилась. Самолеты улетели на аэродром базирования. А мы своих, вначале неразговорчивых и настороженных, гостей в сопровождении девушек-авиаторов и врача из батальона аэродромного обслуживания тут же направили в баню. Малышей отмыли, одежду пропустили через дезинфекционную камеру, привели в
