– Мой муж ничего толком не скажет. Вы же его знаете… Закроется в спальне и будет молчать… Я вас умоляю…
Олег Борисович посмотрел на Ирочку, колеблясь, потом сказал:
– Собственно говоря, здесь никакого секрета нет. Вы бы все равно узнали рано или поздно. Дело в том… дело в том, что вашего мужа… уволили…
– Уволили? – не поняла Ирочка. – Откуда?
– Из института, – пожал плечами Олег Борисович.
– За что? – изумилась Красина.
– Ну… строго говоря, не уволили, он сам уволился, но это одно и то же. Ему предложили переменить тему, то есть прекратить эксперимент и взять что-либо другое. А пока ездить на работу, читать лекции.
– И кто это?
– Заместитель директора по научной части. Тот самый, с которым вы только что разговаривали. Ваш муж, естественно, отказался менять тему.
– Это так неожиданно, – сказала Ирочка.
– Для нас тоже. Коварный ход. Старикан дождался, когда мы все втянулись в эксперимент, и вдруг нанес удар из-за угла.
– Но зачем?
Олег Борисович пожал плечами:
– Ну это просто. Он хочет быть соавтором.
– Так возьмите его соавтором! – вырвалось у Ирочки.
Завкафедрой усмехнулся.
– Он требует пересмотра всей программы эксперимента. Добивается введения преподавания клинописи. Причем как ведущего предмета.
– Клинописи! О господи! – воскликнула Ирочка. – Еще этого только нам не хватало! Лучше уж английский! Это даже сейчас модно.
– Вот именно. Потом он хочет при изучении искусства нажимать на скифскую и древнеегипетскую культуру. В общем, все это сложно. Да вы не отчаивайтесь, – Нуклиев крепко пожал руку молодой матери. – Мы все равно вырастим идеального ребенка. Без клинописи! Уверяю вас – идеальным человеком можно быть и не зная клинописи.
Однажды поздно вечером в квартиру Красиных позвонили.
– Кто же это может быть? – удивилась Варвара Игнатьевна. – Неужто от кого телеграмма?
За дверью стоял человек-коротышка.
– Здрасьте, – сказал человек-коротышка, переступая порог и толкая впереди себя чемоданчик с чем-то позвякивающим. На коротышке было замызганное пальто с остатками каракулевого воротника и картуз с полуоторванным козырьком.
– Позвольте, молодой человек, вам кого?
– Из ЖКО, – сказал коротышка. – Насчет труб.
– Каких труб? – неприветливо спросила Варвара Игнатьевна.
– Вообще…
– Газовых, что ли? Так у нас недавно проверяли.
– В основном водопроводных. Бульканье слышится?
– Слышится, – буркнула Варвара Игнатьевна.
– Плохо, – сказал человек из ЖКО и нахмурился.
– Но не всегда, – поспешила поправить положение Варвара Игнатьевна. – Забулькает и перестанет.
– Совсем плохо, – сказал коротышка, снял свое пальтишко с остатками каракулевого воротника и повесил на крючок. Туда же он поместил драный картуз.
Человек из ЖКО сразу не понравился Варваре Игнатьевне. Во-первых, он был весь какой-то нервный, во-вторых, у него бегали глаза и, в-третьих, водопроводчик имел сугубо профессорскую бородку. Эта бородка зародила первое подозрение у Варвары Игнатьевны. Однако работник ЖКО так уверенно открыл чемоданчик, с таким знанием дела лязгнул выуженным изнутри разводным ключом, что пожилая женщина устыдилась своего подозрения и повела мастера-коротышку на кухню. На кухне водопроводчик зачем-то положил разводной ключ назад в чемоданчик, затем с деловым видом прошел в ванную, тщательно вымыл руки с мылом, нахально вытер их новым махровым полотенцем и направился к спальне.
– Эй! – застучал он в дверь. – Геннадий Онуфриевич, открой. Это я, Федор Иванович.
– Какой Федор Иванович? – грубо спросил изнутри молодой ученый.
– Я! Какой еще?
В комнате послышалась торопливая возня, упал стул. И тут Варвару Игнатьевну словно осенило. Это же тот, о котором предупреждал Нуклиев. Негодяй пробрался в личине водопроводчика!
У старой женщины оборвалось сердце. У Геннадия Онуфриевича находился как раз Олег
