горлу, но шедший впереди Крепыш тихо свистнул:
– Цыц, Шарик… Цыц… Тихо…
Собака послушно замолкла и стала ластиться к ногам медвежатника. Онуфрий Степанович очень удивился. Где это собаки ластятся к ногам грабителей?
– Я обладаю собачьим гипнозом, – пояснил Крепыш, когда они двинулись дальше. Овчарка бежала следом, гремя цепью и поскуливая.
Объяснение не удовлетворило Онуфрия Степановича. Какое-то нехорошее предчувствие кольнуло ему сердце. Однако отступать было поздно. Они осторожно шли по дорожке. Показался большой мрачный дом, с одного бока освещенный мощной лампочкой.
– Так… – сказал Крепыш. – Полезем через подвал. Оттуда есть ход на кухню.
«Откуда ему известно про ход?» – опять кольнула мысль.
Как бы читая его мысли, Крепыш пояснил:
– Я тут кирпич несколько раз разгружал, приметил.
И это объяснение не удовлетворило Онуфрия Степановича. Разве может знать человек, несколько раз разгрузивший кирпич, что из подвала на кухню идет ход? Но размышлять над этими двумя странными обстоятельствами было некогда: они подошли уже к входу в подвал.
Дверца была полуоткрыта.
«Странно, – подумал Онуфрий Степанович. – Почему они ее не закрыли?»
– Лезь первым, – сказал Крепыш.
– Почему я? – спросил Онуфрий Степанович.
– Я побуду на шухере.
– Может быть, лучше…
– Лезь, лезь, – грабитель подтолкнул старика в спину. – Да не бойся, там ступеньки.
«Откуда он знает?» – опять удивился Онуфрий Степанович, нашаривая ногой ступеньку.
Вдруг сильный удар пониже спины кинул бедного старика в черную пропасть. Онуфрий Степанович пролетел метра два, цепляясь ногами за что-то острое, очевидно ступеньки, потом ударился головой о стенку и потерял сознание.
«Ловушка… Ах, старый дурак…» – еще успел подумать старик.
Всю ночь, до самого рассвета, не смыкала глаз Варвара Игнатьевна, ожидая возвращения мужа вместе с внучкой. Она нажарила котлет, сварила чудесный, на импортной индейке борщ. Старику из своих запасов выделила четвертинку и поставила ее в холодильник. Затем она перестирала все внучкино белье, убрала в квартире, но время шло ужасно медленно, и, хотя Онуфрий Степанович предупреждал, что раньше утра не вернется, все-таки она каждую минуту бегала в коридор и слушала – не раздадутся ли шаги.
К семи часам утра Варвара Игнатьевна забеспокоилась. Она не знала даже, где в случае чего искать старика. Отправляясь «на дело», Онуфрий Степанович еще был полусонный, полупьяный и на вопрос, куда он едет, лишь бормотал:
– Со щитом или на щите, старая… Военная тайна… И прочий бред.
Варвара Игнатьевна решила подождать до десяти часов, а потом обзванивать больницы и морги.
В девять пятнадцать раздался звонок телефона.
– Алле! – кинулась к аппарату бедная женщина. – Алле!
– Это я, старая карга, – прохрипел в трубке знакомый отвратительный голос. – Твой дурак у нас в лапах. Поняла? Тащи щенка на скамейку, тогда получишь назад сразу двоих. Да без глупостев. Обмозгуй покедова, а я через пять минут позвоню. Не вздумай к легавым обращаться, а то твоему старичку хиракири будет. Знаешь, что такое хиракири? Очень больно. Вот то-то! Покедова!
Пять минут прошли в полузабытьи. Перед глазами бедной женщины плавали черные и белые пятна. Но все же, когда телефон зазвонил снова, она нашла в себе силы взять трубку.
– Алле… – прошептала Варвара Игнатьевна. – Алле…
Теперь говорил другой голос, вкрадчивый, вежливый, – Полушеф.
– Извините, ради бога, это мой помощник… Такой невоспитанный… Слушайте меня. Вы, наверно, уже поняли, что мы не теряли времени даром. Пока ваш муж, возомнивший себя великим следопытом, мотался по пригородам, мы подготовили ему ловушку, и теперь он у нас в руках. Не верите? Вот, пожалуйста. Даю ему трубку. Только предупреждаю: не пытаться узнать местонахождение, иначе прерву связь.
Молчание. Потом тяжелое хриплое дыхание.
– Алле! – сказала Варвара Игнатьевна. – Оня, ты?
– Да… Варя…
– Тебе плохо?
– Нет… ничего…
– Они тебя били?
– Нет… я сам упал…
– Как же это ты, Оня?..
