Если судить по результату допроса Аржанухина, то на ноже (а Ошеров отдал в присутствии понятых пакет с большим кухонным ножом с голубой пластиковой ручкой, тем самым, который он извлек из груди Любы) должны быть отпечатки пальцев Аржанухина, поскольку, по его словам, он пытался вынуть его из тела Прудниковой, когда она еще была жива. Кроме отпечатков пальцев Аржанухина, на ручке ножа должны быть также отпечатки пальцев и Ошерова, которому пришлось довести это до конца, то есть окончательно вынуть нож, чтобы потом упаковать его в пакет. Но вот чьи еще следы хранил нож, предстояло еще выяснить, а для этого его надо было отправить на экспертизу. Кроме того, никто не знал,
Что касается красной юбки и белой блузки, найденных в доме у Аржанухина, то он видел их впервые и ответить на вопрос, кому эти вещи принадлежали, не смог.
Самсонов, обследовав дом Аржанухина, нашел доказательство того, что кто-то пытался в него проникнуть (или проник) в отсутствие хозяина: в дальней комнате было высажено оконное стекло, а на раме остались следы грязи и снега… Все это указывало на то, что женские вещи, сложенные аккуратно в пакет, могли Аржанухину подбросить.
На вопрос, убивал ли он Любу Прудникову, Андрей ответил отрицательно. А когда его спросили, подозревает ли он кого-нибудь в том, что с ней случилось, он, сжав челюсти, ответил, что нет, но если узнает, то убьет, даже если его после этого и посадят. Когда Самсонов задал ему вопрос, с кем еще из местных мужчин встречалась Прудникова, Аржанухин ответил, что не знает. Но все присутствующие поняли, что на этот вопрос, даже если бы он и знал ответ, все равно не стал бы отвечать. А потом он стал требовать адвоката…
На другой день дороги расчистили, в райцентр выехал местный автобус, все вздохнули с облегчением. Стоял солнечный морозный день. Дети катались с горок, женщины высыпали на улицу поглядеть, как будут увозить на желтой милицейской машине Аржанухина.
Но когда открыли дверь склада заготконторы, где всю ночь дежурил сам Ушаков, то оказалось, что Аржанухина нигде нет. Та комнатка с зарешеченными окнами и дверью, под которой спал на сдвинутых стульях участковый, оказалась пуста: пленник сбежал, высадив решетку, через окно… На полу комнатки искрился иней…
Как ни пыталась Наталия вывести на откровенный разговор Люсю, та словно воды в рот набрала. Хотя цвет лица с самого утра у нее был уже намного лучше вчерашнего. На вопрос, понравился ли ей кто-нибудь из приезжих милиционеров, она вяло ответила, что «Ведерников ничего», и на этом разговор закончился. Затем, сославшись на дела, Люся ушла.
– Что с ней? – спросил Валентин.
– Понятия не имею… Я думала, что ты знаешь…
Ей казалось, что их отношения с Жестянщиком подошли к своей логической развязке: она не доверяла ему, а без доверия любовь растаяла, как снег на горячей ладони…
– Мне уехать? – спросил он, поймав ее взгляд. – Ты только скажи…
Она пожала плечами, потому что не могла признаться в том, что ночью, когда все спали (Ведерников и Селезнев уснули на большом старом диване в дальней комнате, поэтому-то Наталия и не музицировала на пианино), она проснулась от того, что поняла, что Валентина рядом нет. Она на цыпочках пересекла гостиную, обошла все комнаты и даже заглянула в кухню, но и там не обнаружила ни Валентина, ни Люсю.
Она нашла их в саду, в летней кухне, – их обнаженные тела можно было увидеть за прозрачным оконцем извивающимися при свете свечи, стоящей на подоконнике и превращающей своим фантастическим янтарным светом внутренность домика в подобие декорации к эротическому спектаклю в духе Кокто. Особую прелесть этой картинке придавал фон: опушенные снегом ветви садовых деревьев, ярко-синий ночной воздух в просвете меж ними и повисшая низко, почти над самой крышей домика, сливочного оттенка луна.
Он собрался за четверть часа, подошел к Наталии, которая с меланхоличным видом чертила что-то в своем блокноте, сидя на диване, и опустился перед ней на колени.
– Я все знаю, – облегчила она расставание, тем самым придавая полную ясность происходящему, – так что можешь не мучиться в догадках… Мне непонятно только одно: почему у нее отбиты пятки?
– Какие еще пятки, о чем ты…
– Ты обычный Жестянщик, и этим все сказано… Предательство – одна из форм существования подлецов. И знай, что в
Он уехал. А Люся, вернувшись из своей квартиры, где она судорожно собирала вещи, чтобы сказать Валентину, что намерена теперь все рассказать Наталии и что она готова уехать с ним в город, не увидев его черной «Волги» во дворе, так и застыла возле калитки…
– Заходи, замерзнешь, – услышала она голос Наталии.
– Он что,
– Уехал. Свежий воздух пошел ему на пользу… Он развлекался как мог… Но ты не расстраивайся. У тебя еще осталась я и… Ведерников. Мужчины приходят и уходят, а женщины остаются. Подумай об этом как- нибудь на досуге… А что касается страсти, то я рада, что ты ее наконец испытала…
Наталия легко спустилась с крыльца и, пройдя мимо ошалевшей от всего увиденного и услышанного Люси, открыла дверцу своей машины, которую уже успела очистить от снега и даже прогреть салон…
– А ты-то куда? Тоже уезжаешь?
– Да, но я еще вернусь. Ключи у меня есть, так что не переживай…
Она потратила полдня, чтобы объехать в райцентре все комбинаты бытового обслуживания и ателье. Она показывала юбку с блузкой и пыталась определить, кто же их сшил… И одна закройщица, одиноко пьющая чай в полупустой пошивочной мастерской, предположила, что это театральный костюм, взятый в городе напрокат…
«И как же это я раньше-то не догадалась?»
Она сунула руку в карман, чтобы достать сигареты, и вдруг нащупала конверт… Это было письмо от Логинова, о котором она забыла… Как же она могла о нем забыть?!
«Наташа, я скучаю по тебе, но вырваться пока не могу…
Через пару дней освобожусь… Но и это неточно. Хорошо, что я хотя бы знаю теперь, в какой именно Вязовке ты находишься. Я все передал Ведерникову и Селезневу, как ты просила… До встречи. Целую тебя нежно, твой прокурор Логинов».
В мыслях и мечтах о Логинове она домчалась по расчищенной от снега трассе до города и принялась звонить из первого же телефона-автомата Сапрыкину:
– Сережа, это я… Только не говори ничего Логинову… Я здесь… Мне нужна твоя помощь… Ты знаешь адреса, где можно взять театральный костюм напрокат?
– По-моему, адрес только один – угол Мичурина и Ракова. Можно еще взять костюмы непосредственно в театре… А что случилось?
– Пока не могу сказать… Спасибо. Обещай мне, что ничего не скажешь Логинову…
– Как скажешь…
Но пункт проката на углу Мичурина и Ракова оказался закрыт на обед. Чтобы не тратить впустую время, она съездила в два театра: драмы и оперы и балета. Все без толку, никто из костюмерш такие костюмы раньше не видел и уж тем более не шил. Кроме того, ткань, из которой была сшита юбка, оказалась вообще неизвестной. И ни в один из магазинов города за последние десять лет не поступала. Сложно было определить и время, когда она была сшита.
Она вернулась в пункт проката и обрадовалась, когда заметила в одном из его окон свет.
Пожилая женщина, похожая на клоунессу (настолько нелепо и густо были набелены и нарумянены ее щеки, подведены глаза и накрашены ресницы), улыбнулась ей, показывая прекрасные искусственные зубы, и спросила:
– Вам костюм?
Наталия без особой надежды достала пакет с вещами и вывалила их прямо на стол.
– Мне нужна ваша помощь… Вам не знакомы эти вещи?
– Знакомы, конечно… Это же итальянский народный женский костюм. К этому еще полагается бархатная узорчатая жилетка, но, к сожалению, их сильно побило молью…
