Госпожа Клио. Восход

один у нас стихи писал. Нам нравилось, а что?

– А кому он их писал?

– Ой, не мне! – Даша засмеялась, – мы с ним не дружили… ну, в том смысле… ты понимаешь, о чем я. И, вообще, он ни с кем из девчонок не сходился особо близко.

– И что с ним потом сталось?

– Понятия не имею. А зачем тебе?

– Просто… – Виталий не знал, как доступно объяснить свой интерес, – что-то запало, сам не пойму… Значит, ты не в курсе, что с ним?

– Говорили, что поэтом он так и не стал. Где-то работает, то ли грузчиком, то ли сторожем. Пьет. А тебе, правда, его стихи понравились? У меня где-то еще остались, только поискать надо. Знаешь, он был из категории непризнанных гениев – такой самый умный и самый талантливый; критику не воспринимал напрочь; если его не понимали, становился в позу и отсылал всех к грядущим поколениям. Но они, видно, его тоже не поняли…

– А как его звали?

– Витя Лисицын. Ты что, найти его хочешь?

…Неужели ради любовницы он готов даже учить стихи?.. – Даше стало обидно. Сколько лет она пыталась приобщить его к литературе, а тут все оказывается так просто, в один момент, – хотя, причем здесь Витька? Это раньше он казался неординарным, потому что сидел за соседним столом… и писал стихи!.. – Даша пробежала строчки, освежая их в памяти, – впрочем, если смотреть объективно – есть, конечно, оригинальные образы и экспрессия, но техника, рифмы!.. Сплошной непрофессионализм!..

– Столько лет прошло, – Даша сложила листок и подала мужу, – я уж и не представляю, как Витька сейчас выглядит, да и меня он вряд ли помнит. Вокруг него всегда столько поклонниц крутилось, да все без толку. Он говорил, что для него существует только Муза… Слушай, если тебе надо, у меня сохранилась записная книжка – мы там после диплома адресами обменивались. Только не знаю, может, он там и не живет уже. Но по старому адресу всегда можно найти новый.

– Принеси, пожалуйста, если не трудно.

Когда Даша вышла, Виталий привычно устроился в углу дивана и неожиданно сообразил, что все происходит не так, как обычно – разве когда-нибудь, чтоб разыскать человека, ему требовались записные книжки? Да никогда! Сколько он нашел загулявших мужей и малолетних беглецов, а тут чувствовал, что не может ничего сделать. …Неужто эти «путешествия» настолько истощают энергетику? Тогда зачем я ими занимаюсь? Еще неизвестно, принесут ли они дивиденды в дальнейшем, – Виталий вспомнил о бизнесмене, которому назначил встречу на десять, правда, уже забыл, в какой именно день. Странно, но это воспоминание не вызвало угрызений совести, – почему так? Уж я-то, как никто другой, знаю, что ничего в жизни не происходит случайно. Но если эти путешествия не нужны мне, значит, они нужны кому-то другому… Дашке? В принципе, это ее идея. Но вряд ли. Похоже, у нее интерес пропал также внезапно, как и появился. Может, Кристине, блуждающей сейчас в египетском небе? Тоже сомнительно. Она только и мечтает выбраться оттуда… Да, надо сначала вытащить ее, а после решать, кому это было нужно. Вот, свалилась она на мою голову!..

– Смотри, – вернувшаяся Даша положила на стол ветхий блокнотик, – Виктор Леонидович Лисицын… Тебе переписать?

– Я так запомню, ты ж знаешь, – Виталий взглянул на страницу и встал, – все, Даш, я пошел. Когда вернусь, не знаю. Поговорю с этим твоим приятелем, там видно будет.

Даша только пожала плечами – а что она могла ответить, если не понимала ничего из происходившего в последние дни?

Нужный дом оказался серой пятиэтажкой с облезлыми дверями, сугробами на козырьках подъездов и огромными сосульками соединявшими балконы в некую футуристическую конструкцию. К подъездам вели узенькие тропинки, а проезжая дорога заканчивалась у мусорных баков, где Виталий и вынужден был бросить машину. По другую сторону двора находилась школа, но в ней тоже царила тишина – наверное, шел урок. Вкупе с серым небом это мертвенное спокойствие являло весьма удручающую картину.

Кодовый замок оказался выломан вместе с куском двери, поэтому в подъезд Виталий проник беспрепятственно – остановил его ударивший в нос запах кошачьих экскрементов, но, слава богу, квартира располагалась прямо на первом этаже.

Виталий несколько раз надавил звонок, но не услышав характерного звука, громко постучал. Через минуту ободранная (а в прошлом коричневая) дверь, открылась безо всяких лишних вопросов. На пороге стоял мужчина. Если б его внешностью занялся приличный стилист, то из него вполне мог получиться былинный богатырь, а так, неухоженная борода торчала клоками, длинные спутавшиеся волосы падали на лоб, но самыми трудно исправимыми являлись глаза, опухшие и бесцветные; к тому же, вместо богатырского меча, он держал недопитую бутылку пива. Хозяин окинул Виталия равнодушным взглядом.

– Пузырь есть, заходи.

– «Пузыря» нет.

– Все равно заходи. Сгонять недолго, – хозяин пропустил гостя вперед и запер дверь.

Сняв пальто, Виталий глянул на грязный пол и решил не разуваться, тем более, хозяин не настаивал. Оба прошли на кухню и остановились.

– И чего? – ожидая ответа, хозяин сделал очередной глоток.

Виталий в это время разглядывал закопченные углы, украшенные кружевами паутины, грязную сковородку на столе, два стакана, две вилки, поллитровую банку, наполненную окурками, из которой распространялся неприятный кислый дух.

– Чего надо, говорю? – повторил хозяин.

– Вы, Виктор?

– Ну, Виктор и что?

– По вашим стихам я представлял вас несколько другим.

– По моим стихам?.. – хозяин поставил бутылку и, скорее, не сел, а упал всей массой на табуретку, – ты кто? Я тебя не помню.

– Да ты меня и не знаешь, – Виталий решил, что обращение должно быть единообразным.

Хозяин закурил, уставившись на фотографию из журнала, приклеенную к стене. С картинки улыбалась рыжая длинноногая девица, обнимавшая мохнатую и такую же рыжую собаку. Глаза Виктора немного просветлели, уголки губ задвигались, словно проговаривая предстоящий монолог; при этом усы топорщились, делая его похожим на Бармалея из мультфильма. Виталий подумал, что в его сознании происходит «опознание темы», хотя перейти к ней оказалось, видимо, не просто.

– А почему пузырь не принес? – он повернулся к Виталию, – какие ж без этого стихи? – поднявшись, он достал из вазочки, стоявшей на полке, сто рублей, – давненько мы о стихах не говорили… на, вот, сходи, сделай одолжение.

– Схожу, – Виталий знал, что с подобной публикой без стакана трудно вести разговор, – только деньги у меня есть.

– Тем лучше, – Виктор спрятал сотку обратно в вазочку.

Магазин оказался в соседнем доме, и весь поход занял не больше десяти минут, однако за это время на кухонном столе появилась папка с тесемками, из которой небрежно торчали помятые листки. Скорее всего, Виктор врал, что давно не возвращался к стихам, иначе не смог бы так быстро отыскать свое «литературное наследие». Виталий поставил на стол водку, выложил полпалки колбасы и буханку хлеба.

– Это молодец, догадался, – похвалил Виктор, – бери стакан.

– Я за рулем.

– Дело добровольное, – он наполнил свой стакан до половины, – за тех, кто еще читает стихи.

Пил он жадно, большими глотками и не морщась. Отломил хрустящую корку и смачно вдохнул аппетитный хлебный запах; закурил.

– Значит, стихи… – повторил он, открывая папку, – ну, вот, например… Погода дрянь. Скатился вечер тусклый./ Где ж тут «очарование очей?..»/ Лишь фонарей рассыпанные бусы/ Качаются иллюзией свечей./ На небе краны, видно, все открыты —/ По стеклам капли пулями в броню/ И грязью перемазанные «стриты»/ Вливаются в кривые «авеню»./ Я знаю тщетность всех своих попыток/ Заснуть, ведь если лампу потушить,/