Госпожа Клио. Заходящее солнце

Разговаривать было невозможно, и жрец лишь кивнул, молча наблюдая сквозь пелену воды, катящейся с каменного козырька, как молнии, играя и кичась своей мощью, гоняются друг за другом. Всеобщий гул настолько парализовал сознание, что оно отказывалось даже бояться, поэтому, когда водяная занавесь истончала, превратившись в бахрому из капель, а черный цвет стал редеть, наполняясь неуклюжими, неподдающимися описанию фигурами, даже радости не возникло. Все происходило по воле богов, и человеку не дано выражать свое отношение к их деяниям – он волен, принимать их и жить, либо не принимать и умереть.

В просветлевшем небе поплыли рваные клочья туч, будто обрывки накидок великанов, охотившихся здесь ночью. Но это было не самое поразительное, что увидел Найплам – наполненная всеми оттенками зелени, украшенная яркими цветами и удивительными пестрыми обитателями сельва, исчезла. Вокруг снова громоздились горы, озаренные восходящим солнцем, пробившимся сквозь сумрак. Оно отражалось в мокрых скалах, вспыхивая россыпью драгоценных камней; камни, словно плавились под его лучами, образуя легкую дымку, а у самого подножья пещеры бесновался бурный поток, унося ветки и вырванные с корнем деревья. Исчезая из вида меж каменных глыб, поток с шумом обрушивался вниз, а над скалами, указывая дорогу, повисла радуга.

– Все вернулось! – воскликнула Ранча радостно, – я узнаю это место. Вон, за той вершиной откроется Кахамарка!.. Но, честно говоря, я не помню, как мы вернулись сюда.

– Я тоже не помню. Знаю только, что ночью ко мне приходила Па-ке-ну.

– И не забрала тебя? – удивилась Ранча, – от нее ведь еще никто не уходил живым.

– Я ушел, потому что должен увидеть Ланзона и…

– А какая она? – с женским любопытством перебила Ранча.

– Она?.. У нее рыжие волосы, светлая кожа и зеленые глаза.

– Какая уродина! – ужаснулась Ранча.

– Да, – согласился Найплам. Он плохо помнил происходившее ночью – осталось лишь лицо и ощущение чего-то ужасного, ломающего привычный уклад жизни.

Поток мелел на глазах, оставляя после себя кучи обломков и мусора. Его голос доносился теперь откуда-то снизу ровным гулом. Скалы высохли, из драгоценной мозаики вновь сделавшись черными и грозными. Ранча выскользнула из пещеры и, наконец, выпрямилась в полный рост – внутри ей не хватило места, поэтому всю ночную грозу она просидела на пороге, прикрывая собой Найплама. Теперь она внимательно осматривала окрестности и все-таки нашла то, что искала.

– Вон, тропа, ведущая наверх. Там есть расщелина. Если идти по ней, мы выиграем много времени, – она присела у входа, – пока вода окончательно сойдет, надо поесть. У нас еще осталось мясо. Кстати, как твоя рана? Ты можешь идти?

Найплам стукнул пяткой по каменному полу и не почувствовал боли.

– Я ж говорила, что вылечу тебя, – Ранча радостно засмеялась, – теперь мы совсем скоро доберемся до Кахамарки.

Найплам ничего не ответил. Ощущение того, что последние события находятся за пределами даже его, жреца Ланзона, знаний, и, соответственно, происходят помимо воли богов, полностью лишало способности мыслить привычными категориями. Он уже не знал, нужно ли им в Кахамарку, и в ком заключена большая сила – в смоле копал-капакты, Ланзоне, Па-ке-ну или этой девушке, без которой он вряд бы выжил?..

* * *

Из-за стола Женя поднялся только вечером, и то с единственной целью – перебраться на диван, укрыться одеялом и продолжить путешествие по крутым горным тропам к неизвестной Кахамарке. Но путь оказался совсем не таким близким, как обещала Ранча, поэтому утром Женя проснулся неудовлетворенным – ему уже наскучила бесконечная дорога, не дававшая никакого развития сюжету. …Писарро и Великий Инка – вот, главное, – вспомнил он, – я должен встретиться с ними… и пора б уже, а то читатели уснут от описательщины. Надо ускорять процесс… о, блин! Можно ведь поговорить с «перуанкой»! Она послала меня туда, значит, должна знать, что было дальше. Съезжу-ка к ней… Без всякого сожаления Женя взглянул на заваленный бумагами стол и стал одеваться.

Первое, что он увидел, подходя к знакомым воротам, был Викин кабриолет. Общаться с его владелицей желания не было, но открыв калитку, Женя понял, что проскочить незамеченным не удастся, так как посереди двора стояли два шезлонга, в которых, одинаково запрокинув головы и прикрыв глаза, полулежали две девушки. Несмотря на крохотные трусики и обнаженную грудь, выглядели они, скорее, устало, нежели сексуально. Вику Женя даже не узнал, а, вот, Танина родинка под левым соском была просто неподражаема.

Он кашлянул, привлекая внимание. Вика вскочила, прикрываясь рукой, а Таня только лениво открыла один глаз.

– О, привет, кого не ждали… – на ее губах появилась довольная улыбка. Жене она вдруг показалась отдыхающим ягуаром, а алый педикюр – это капельки крови на острых когтях…

– Как вы меня напугали! – Вика натянула футболку.

– Ворота надо закрывать, – посоветовал Женя.

– Я думала, Игорь закрыл. Он повез соседку в больницу.

– А что с ней?

– Да так, – Вика махнула рукой, – сами знаете, если у человека после пятидесяти ничего не болит, значит, он умер. Короче, не знаю – врачи разберутся.

…Значит, все откладывается… – подумал Женя. Причем, подумал легко, без тени досады – наверное, за последние сутки он слишком устал, и мысли, до того бурлившие и искавшие выход, плавно осели, освобождая место для новых впечатлений и желаний. …А, собственно, что дергаться? Клио поставила задачу и я ее непременно решу, рано или поздно, с «перуанкой» или без нее… хотя лучше, конечно, если она выздоровеет поскорее…

– Пожалуй, хватит, – Таня нехотя поднялась и обтерлась полотенцем, висевшим на спинке шезлонга; потом, не спеша «доукомплектовала» купальник, смешно вывернув руки, чтоб завязать на спине тоненькие бретельки.

– Пива кто-нибудь хочет? – Вика поднялась на крыльцо.

– Я, нет, – Таня сняла ободок и тряхнула влажными волосами, – Жень, у тебя сегодня какие планы?

– Никаких, и от пива я б не отказался.

Пока Таня собиралась, Женя блуждал по залу, отхлебывая ледяную, а потому безвкусную жидкость, и разглядывая картины. При этом возникло новое и весьма странное ощущение – если раньше они казались живыми, то теперь он интуитивно чувствовал, что многое на них изображено слишком примитивно. И отблески на заснеженных вершинах выглядят совершенно не так; и мертвые равнины в действительности не так уж мертвы – на них должны находиться одинокие деревья, а в небе должны кружить птицы. Но, самое главное, река – она совсем не такая жуткая. Да, она сурова, но с ней можно договориться, а цветы, спускающиеся к самой воде, выглядят тут слишком блеклыми…

– Ну что, идем? – Таня заглянула в зал. Знакомое платье, знакомый макияж – все выглядело настолько обыденно, что Жене стало не интересно. Но и постоянно биться над решением неразрешимой задачи тоже занятие не самое привлекательное.

– Идем, – он оторвал взгляд от картин.

– Вик, мы уходим! Я позвоню! – крикнула Таня в глубину дома, но ей никто не ответил.

Выбравшись из лабиринта заборов, они двинулись в направлении несуразной красной пирамиды, которую по глупости окрестили «памятником». Женя еще помнил споры о том, стоит ли городить это «чудо архитектуры» …а теперь, вот, решают, не снести ли ее, на фиг!.. А она стоит себе, и с трассы каждый видит огромный красный фонарь, формируя однозначное представление о городе… да бог с ней, с пирамидой!.. Мне от нее, ни жарко, ни холодно…

– Я жду, – напомнила Таня.

– Чего? – Женя непонимающе взглянул на свою спутницу.

– Что ты расскажешь, где пропадал. Я тебе звонила целых три дня, а потом надоело.

– Работал, а телефон отключил, – соврал Женя. Не мог же он ответить, что просто выпал из этой жизни на целую неделю?

– Я заезжала к тебе… так, мимоходом. Или дверной звонок ты тоже отключил?