Путь в Вальхаллу

– А какой град у вас самый богатый? – перебил Старкад.

– Самый богатый град далеко отсюда. Он в земле руссов, и зовется Киев-град.

– Тогда мы идем туда, – уверенно провозгласил новоявленный князь, – клянусь Одином!

– Один здесь не в почете, – заметил Свенельд, – здесь чтут Перуна и Велеса. Ты должен принять их, иначе удача от тебя отвернется. Здесь воины Одина страшат людей, но не богов.

– Я приму, если они станут помогать мне, как Один.

– Я б советовал тебе начать первым, тогда они ответят тебе.

– Ты умен, воевода, но я буду слушать твои советы только тогда, когда захочу их услышать, – Старкад отвернулся, оглядывая поле боя.

– Как знаешь, – Свенельд покачал головой.

– Хорошо, что ты меня понял. А теперь веди меня в свой град; хочу посмотреть на него прежде, чем мы двинемся на Киев.

– Твоя воля, князь, – воевода вздохнул, предвидя, что ждет мир, именуемый Гардарика…

…Стоп! – Даша сжала ладонями виски. Она пыталась остановить обезумевший поток воспоминаний, не укладывавшийся в ее сознании, и это ей удалось. Она подумала, что раньше воспринимала ночные видения просто с интересом, будто включая на середине навороченный фильм, где ничего не понятно, но все равно здорово. Однако с исчезновением заунывного голоса и появлением зримых образов, Даша стала ощущать себя участником событий, и сразу возникла масса вопросов. Она попыталась восстановить «предыдущие серии», но оказалось, что смотрела их невнимательно, и кроме жутких пейзажей и общающихся между собой чудищ, не могла ничего вспомнить. …Значит, меня там еще не было, – решила она.

Поезд в это время замедлил ход и снаружи послушались громкие голоса. Они выкрикивали непонятные железнодорожные термины, но само их присутствие отрезвляло запутавшееся сознание. Лязгнув, поезд остановился. Вагон перестал качаться и стало оглушительно тихо. Приподняв голову, Даша увидела здание вокзала, несколько запорошенных елей, но вопрос – что это за станция, даже не пришел ей в голову. Она отвернулась от окна. …Блин, разобраться тут покруче, чем в математике!.. Давай, блондинка, напряги свои куриные мозги – должно же все это что-нибудь значить!..

Длительная концентрация мысли всегда приводит к озарению – для одних оно выражается в великих научных открытиях; для других, в осознании простых человеческих истин, а перед Дашей всего-навсего возникли кадры фильма, от которого не осталось ни названия, ни сюжета, но эти кадры действительно были озарением – толпа людей в шкурах и рогатых шлемах, впав в транс, исступленно орала «Один!..», и при этом не отрывала взглядов от жуткого грозового неба.

…Один – это бог, – сообразила Даша, – тогда и Фрея тоже богиня… Разрозненные фрагменты снов сразу нашли свои места в огромном пазле, именуемом Мироздание, и все, созданное в Дашином сознании реалиями нынешнего века, стало рушиться – не рассыпаться на куски, из которых еще можно что-то воссоздать впоследствии, а превращаться в прах. Сознание, огненным шаром, испепеляющим по пути все лишнее, рванулось ввысь, туда, где по всем канонам должен обитать длиннобородый Бог с нимбом, но не встретило там ничего, кроме туманного облака, сквозь которое проступало уродливое нагромождение крестов. И это был тупик.

Сознание заметалось, ища выход. Есть у него такое свойство – искать выход, даже если умом человек считает, что поиски бесполезны. …Лучше б они все-таки были инопланетянами, – подумала Даша, потому что даже самые продвинутые пришельцы всегда ассоциируются с общностью существ, хоть чем-то родственных людям – они и живут по законам, придуманным неким правителем, и заботятся о продолжении рода, и обустраивают свой быт, а Бог – это неведомый одиночка, обладающий неведомой властью и неясными целями.

…И что же мне с ними делать? – испугалась Даша, – и как же тогда Христос, о котором нам прожужжали все уши? Я не вижу ни его, ни его поступков, а Фрею вижу – как это?..

Поезд дернулся. Раздался гудок и ритм, пришедших в движение колес, сменил тишину. Вместе с поездом Дашины мысли попытались сдвинуться с мертвой точки, но никто заботливой рукой не уложил перед ними блестящие рельсы – впрочем, возможно, они существовали, только изрядно засыпанные снегом непонимания, и искать их в одиночку было бессмысленно. Не видя выхода, Даша снова укрылась с головой, прячась от назойливых фонарей.

– Фрея, миленькая, скажи – каким боком я во всей этой вашей фигне?.. – прошептала она.

Воспоминания возникли всеобъемлющим цветным пятном – как глубокое детство, от которого всегда остаются лишь ощущения и хронология происходивших когда-то событий. Так и Даша просто знала, что лето, когда Старкад появился в Гардарике, закончилось быстро, перекрасив наряд величавой богини Живы в желто-красные цвета торжества и печали. Потом славяне похоронили своего бога Купало, дарившего им тепло, и выпал снег. Свенельд решил прервать поход, объявив, что продолжать его надо, когда придет время сжечь на костре страшную соломенную старуху. Старкад не знал, кем была та старуха и его бесило бездействие, но без воеводы, указывавшего путь, он не рискнул идти дальше.

Наконец, старуху сожгли, сопроводив это грандиозным празднеством, и Купало воскрес. Пока по окрестным городам и весям собирали обоз, Купало набрался сил, а Жива надела ярко-зеленые одежды.

Вновь дневные переходы сменялись ночевками; лес сменялся равниной, потом равнина снова покрывалась лесом… Иногда войско натыкалось на города, и превратив их в пепелища, двигалось дальше. Старкад давно потерял счет своим данникам, да и какой в них прок, если он забирал все и сразу? Скорее всего, оставшиеся в живых жители просто уйдут с прежнего места и будут строить новый город…

Ощущения стали вновь обретать реальный облик, и Даша ясно увидела равнину, с одной стороны замыкавшуюся редеющим лесом, а с трех других сливавшуюся с горизонтом; и горизонт этот никак не хотел приближаться, как бы ни стремился к нему передовой отряд всадников. Очень скоро лес исчезнет совсем, и тогда призрачный горизонт останется единственным ориентиром – манящим, но недоступным…

– Скажи, воевода, – Старкад повернулся к своему спутнику, – по вашим законам все земли вокруг теперь ведь мои?

– И да, и нет, – Свенельд пожал плечами, – они твои, пока никто другой не захочет пройти по ним. Согласись, князь, ты ж не можешь помешать этому. Здесь нет твоей дружины; нет даже тех, кто послал бы тебе весть о вражьем набеге. Сегодня ты собираешь здесь дань, а завтра придут другие. Так что… – Свенельд вздохнул, – это просто земля, и она принадлежит богам, которые ее создали в незапамятные времена. Не зря она зовется Гардарика – только города в ней принадлежат людям, а остальное, богам. Люди отнимают землю друг у друга, а у богов они спрашивают разрешения на каждый новый клочок. Но боги, как правило, не отказывают…

– Здесь живут богатые боги, – заметил Старкад, – у Одина есть только Асгард, где уже не хватает места, чтоб поместить и асов, и эйнхериев, а здесь боги не знают, что делать с землей, и раздают ее людям…

– Такова Гардарика. Люди и боги тут живут рядом, и землю делят по справедливости. Поэтому Гардарику нельзя покорить. Ее воинов можно победить в сражении, но нельзя заставить жить по чужим законам, ведь за городскими стенами уже простирается земля богов, и они всегда приходят на помощь… Когда-то я, как все викинги, верил одному Одину, но потом понял, что здешние боги мудрее.

– Если они мудры, – Старкад прищурился, пристально глядя на воеводу, – то они ведь не станут ссориться с сыном Одина.

– Один ждет Последней Битвы, а боги Гардарики, нет. В этом есть очень большая разница.

– Оставим богов и поговорим о деле. Мне уже сдались десятки городов, еще десятки я сжег, а ты утверждаешь, что у меня все еще ничего нет?

– Послушай меня… – Свенельд задумался, – твоим станет только тот город, в котором ты останешься княжить. Еще твоей будет земля, до конца которой доскачут твои воины так, чтоб потом успеть вернуться назад, за крепостные стены. Остальное никогда не будет принадлежать тебе. Не пытайся спорить с нашими богами – законы Одина им не указ… А теперь о деле – ты хотел видеть Киев, самый богатый город Гардарики? Ты можешь сделать это сегодня.

– Отлично! – Старкад замолчал, устремив взгляд на возникший впереди холм, похожий на поросший травой курган.