Фантом

подумала, что никогда не стреляла, но ведь главное напугать противника – тогда и стрелять не придется.

Вернулась в бабкину комнату и пошарив на шкафу, достала ключ; открыла дверцу. …Какие- то шляпки, пуговицы – ерунда всякая… Наган, завернутый в тряпку, лежал на полке. Валя взвесила его на руке. По внешнему виду он казался легче, но это не имело значения – ей ведь не придется держать его на вытянутой руке и целиться. Проверила патроны, оставшиеся в барабане еще со дня похорон бабки (а на стуле по-прежнему валялось желтое платье, но оно ее уже не интересовало – ее волновала только собственная жизнь). Она присела на диван, не убирая палец со спускового крючка.

…И что же делать в подобной ситуации? Конечно, можно сидеть так всю ночь, потому что уснуть все равно не удастся, но потом наступит завтра, непременно потребуется выйти, например, в магазин. Тогда бомж спокойно спустится и вынесет все, что ему понравится… к тому же, если я не просижу всю ночь и все-таки усну?..Он сможет сделать все, что угодно, не только с домом, но и со мной. Пистолет он, конечно, заберет тоже… Нет, я должна начать первой! Надо выгнать его так, чтоб не возникло желания возвращаться!..

Еще несколько раз сверху донеслось хлопанье досок, но оно уже не вызывало панического страха, потому что Валя приняла решение. Она отыскала фонарик, и хотя батарейки были старые и светил он не очень ярко, Валя решила, что для чердака вполне хватит. Переодевшись в джинсы и свитер и взяв в одну руку фонарик, а в другую револьвер, она медленно полезла наверх, опираясь коленями о ступеньки. Осторожно раздвинула доски и просунула в образовавшуюся щель сначала голову, а потом вылезла по грудь, положив руки на холодный шлак. Было тихо, только снаружи чуть слышно гудел ветер. Валя подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Теперь она различала контуры стропил, бледное в лунном свете слуховое окно, но больше ничего разглядеть не удавалось.

– Эй! – крикнула Валя негромко, – кто здесь?

Ответом стал неясный шум, но, скорее всего, это все тот же ветер бросил на тонкий шифер заряд снега, и снова стало тихо.

– Кто здесь? – повторила она громче, но в ответ – тишина, – учти, – продолжала Валя обращаться к темноте, – я вооружена! Если ты не скажешь, кто ты, я выстрелю и убью тебя!

Убедившись, что отвечать ей никто не собирается, Валя включила фонарик. Бледное желтоватое пятно расползлось по серому шиферу и обрешетке досок, с которых свисала паутина. За стропилами – никого, в ближайшем углу – никого, и у стены тоже. Это ее обрадовало – значит, бомж находился достаточно далеко, чтоб напасть неожиданно. Валя еще раз внимательно осмотрела близлежащее пространство и направила луч к дальней стене, но свет не достал до нее – максимум, на что его хватило, это неясно высветить трубу, идущую от отопительного котла.

…Конечно, он за трубой, – подумала Валя, – там ведь тепло!.. Но выгнать его, оставаясь на своей позиции она не могла. Выход напрашивался один – надо двигаться дальше.

– Эй!.. Если я найду тебя, то пристрелю, как собаку!

Фраза получилась очень киношной, и это даже развеселило Валю. Она попыталась вообразить себя актрисой триллера, где героине приходится вступать в схватку с ужасным маньяком, но в кино-то все всегда заканчивалось хорошо, и в этом вся разница!.. Она уперлась в брус и выползла на шлак, тут же впившийся в колени, при этом он зашуршал, выдавая ее местонахождение.

– Слышишь, я иду! – крикнула она, поднимаясь в рост, – шансов у тебя немного, парень! Лучше выходи сам!

Она ступила на доску, и в дальнем, невидимом конце чердака раздался знакомый хлопок. Теперь сомнений совсем не осталось – несколько минут назад здесь кто-то ходил.

Освещая себе путь и попутно осматривая пространство до самых углов, где крыша практически сходила на нет, Валя осторожно двинулась вперед. Кроме ее собственных шагов, никаких других звуков не было, но она и так знала, что бомж притаился за дымоходом.

Вот, наконец, и нештукатуренная кладка из красного кирпича, с выпирающими из швов языками раствора. До нее уже можно было дотронуться, но Валя решила, что слишком рискованно подходить к трубе вплотную – бомж мог выскочить неожиданно и обезоружить ее, поэтому она перебралась через брус, служивший опорой для стропил, и уже оттуда осветила тыльную сторону дымохода… но там никого не было.

Открытие оказалось настолько ошеломляющим, что Валя в испуге повернулась на триста шестьдесят градусов, освещая все возможное пространство, но окружала ее такая же пустота, даже никаких звуков! Валя замерла в растерянности, но вовремя сообразила, что в таком положении уязвима со всех четырех сторон. Еще раз провела лучом по дальней стене и стала медленно отступать, периодически резко оборачиваясь, чтоб видеть, что творится сзади. Так она вернулась к пролому, будучи твердо уверена, что на чердаке никого нет.

Пока она стояла, думая, как незваный гость мог бесследно исчезнуть, ей в голову пришла оригинальная мысль – ведь на чердак, с низкой металлической крыши сеней, ведет дверь, которую Дима открывал летом. Что если пока она произносила свои угрозы, бомж выскользнул на крышу и пережидал все это время там?.. Или даже не пережидал!.. Бомж – это ведь, как правило, трус. Поняв, что его вычислили, он, скорее всего, попытается сбежать. На улице стоит лестница, по которой он и попал на чердак, а теперь, наверное, спустился!..

Валя соскользнула обратно в комнату. Быстро одевшись, взглянула в зеркало. Вид получился весьма импозантный – джинсы, наспех заправленные в сапоги, расстегнутая шуба, сбившаяся прическа и наган в руке. А еще она увидела на зеркале темное пятно. …Ничто не вечно, – мелькнула мысль, – зеркала тоже тускнеют…

Но ей было некогда заниматься подобной ерундой. Выскочив на крыльцо, Валя остановилась. Бледная луна проглядывала сквозь желтоватое марево облаков (снег в ее отсветах казался тусклым), и тишина, даже собаки не лаяли. Изо рта валил пар, поднимаясь вертикально вверх, и теряясь в вышине. Валя пожалела, что не надела шапку, но возвращаться времени не было. Она ступила на прочищенную днем дорожку, и пошла в обход дома. Снег заскрипел, и она подумала, что не сможет подкрасться незамеченной.

Вот и лестница. Валя направила на нее луч – никаких следов. То есть, просто никаких!.. Озадаченно осветила ее целиком – на железных поперечинах лежали снежные шапки, которые не могли сохраниться, если только… если только не существует другой ход наверх, ведь мог же Дима за время ее отсутствия внести какие-нибудь новшества? Она упрямо пошла вокруг дома, но целина не нарушалась ничем, кроме тонкой вереницы кошачьих следов, ведущих из глубины сада в сторону сараев, но они даже не приближались к дому.

Обойдя вокруг, Валя вернулась к парадному входу. Если этот бомж не спустился на парашюте, значит, его просто не существовало, потому что никаким другим путем попасть на чердак невозможно. Валя почувствовала, что замерзла, особенно руки, соприкасавшиеся с металлом. Поспешно вернулась в дом и заперла дверь. Что делать дальше, она не знала. Раздеваясь, снова взглянула в зеркало и обнаружила, что пятно пропало.

…Наверное, в первый раз показалась, – она прижалась руками к горячей батарее, находящейся прямо под зеркалом, продолжая глядеть на свое раскрасневшееся лицо. Сзади отражалась вешалка и полочка для обуви с маленьким зеркалом, которое она принесла вчера.

Валя не пыталась что-либо разглядеть, а просто смотрела, не понимая, где могла ошибиться в своей логической цепочке, и вдруг маленькое зеркало стало тускнеть, будто наполняясь туманом. Она почувствовала холод. Ее руки лежали на батарее, но по телу пробежал озноб.

Клубясь, туман стал концентрироваться и, в конце концов, двинулся в направлении большого зеркала; он прошел сквозь Валю, поразив таким холодом, что вся она превратилась в кусок льда, только ладони, касавшиеся батареи, горели, словно она держала их над открытым огнем. Туман вошел в большое зеркало; уже находясь внутри него, «туман» обернулся, и Валя поняла, что это силуэт человека в военной фуражке с высокой тульей. Потом он растворился в зеркале, исчезнув окончательно. В комнате сразу стало теплее, и Валя перестала чувствовать себя ледяной статуей.

Все заняло несколько секунд, но Вале показалось, что прошел, как минимум, час. Она продолжала