незнающих Бога не обретается; а иные жены свои в деньгах закладывают на сроки, и отдают те своих жен в заклад мужи их сами; и те люди, у которых они бывают в закладе, с ними до сроку, покамест которой жены муж не выкупит, блуд творит беззазорно; а как тех жен на срок не выкупят, они их продают на воровство же и в работу всяким людям'.
Ниже описывается церковная жизнь, где сорок сороков московских церквей не спасали от пьяных и развратных попов. Короче, по русской поговорке: 'Каков поп, таков и приход'. Этим страшным хулителем русских нравов был Николай Иванович Костомаров59. Один из критиков суммировал его взгляды на русскую историю следующим образом: 'Костомаров подверг истинному поруганию все, что в русской истории имеет неоспоримое право на уважение истинно русских людей, начиная с первых князей, которые для него только разбойники и грабители. Владимир Мономах, Василько, Андрей Боголюбский – это люди своекорыстные, жестокие, способные на гнусное злодеяние. Дмитрий Донской – трус, человек неблагородный; Пожарский, Минин, Скопин-Шуйский – лица двусмысленные, своекорыстные, лживые и т. п.
Самопожертвование Сусанина – миф, т. е. факт, никогда не существовавший…'60 Иной может подумать, что Костомаров – Писарев исторической науки. Это не так. 'Писаревщина' – легкая детская болезнь, которую переживают большинство интеллектуалов. У Костомарова – анализ сделан на основании сухих летописных и иных документов, которые обжалованью не подлежат.
Гласную приверженность еврейству демонстрировало очень мало русских интеллигентов. Зато в частных письмах и дневниках, где не надо было скрывать свои мысли, где самоцензура была ослаблена, то и дело проявлялись антисемитские ноты. Вот, например, А.И. Герцен (судя по одной заметке в 'Еврейской старине' – еврей по материнской линии61), публикуя изредка в 'Полярной звезде' и в 'Колоколе' сочувственные корреспонденции о положении евреев в Польше, в одном из писем к Огареву разражается филиппикой против 'шестидесятников' с неожиданной 'изюминкой' юдофобии: «Тут все – и Бакст, отпирающийся от своих слов, сладкоглаголивый, семитический 'муран' Венери – и пердословный Элпидин. Сопля Вормс и гной Серно-Соловьевича, жиденята, утята и гулята»62. Не испытывал Александр Иванович благодарности к 'мировому еврейству', выручившему из цепких когтей двуглавого орла его 'имения'…
Должен сказать, что и патер Печерин на бытовом уровне не жаловал 'избранный народ': оказавшись за рубежом без денег,он вынужден был заложить одежду. 'Жид' (не еврей!), 'варвар!', 'злодей!' дал за операцию всего 8 франков. И будущий патер восклицает иронически: 'От этих-то сынов Израиля я чаял спасения! Salus ex Judaeis est!* (Печерин цитирует Евангелие от Иоанна, 4:22.)63 Вот еще один из случаев бытового антисемитизма, о котором в народе говорят: 'Для красного словца – не пожалеет и родного отца'. Известный острослов и современник А.С. Пушкина, осмотрев картину Александра Иванова 'Явление Христа народу' (первый авторский вариант названия -'Явление Мессии' – намного точнее), не нашел ничего лучшего, как пошутить: 'Семейство Ротшильда на водах'. Варианты остроты обыграны у Ольги Форш64. Имя острослова – Ф.И. Тютчев.
Частная переписка и дневники писателей содержат массу интересных материалов по интересующему нас вопросу. Идеальный пример несоответствия между публичными декларациями и личной перепиской – А.И. Куприн. С точки зрения нашего исследования, некоторые произведения Александра Ивановича вполне вписываются в знакомую, чуть ли не сусальную картину благоговения перед еврейством, скажем, незначительного Г. Мачтета или классика В.Г. Короленко. Я говорю о таких замечательных произведениях Куприна, как 'Суламифь', 'Жидовка' и 'Гамбринус'. С другой стороны, у всех на памяти, какой шок вызвала публикация нескольких писем Куприна и их анализ, проведенный В. Левитиной. Интересующихся Куприным и его отношениями с еврейством отсылаю к этой работе65.
Если мы вернемся вновь из лагеря разночинцев в лагерь аристократический, то нас поразит дневник Марии Башкирцевой. Талантливая художница (картины Башкирцевой висят в Русском музее и в музее 'Карнавал' в Париже) и автор юношеского дневника, переведенного на многие языки мира, она сохранила активно непримиримое отношение к еврейству. Запись в 'Дневнике' от 18 августа 1876 г. об одном летнем вечере в имении на Украине: '…пустили несколько ракет и заставили жида говорить глупости. Жид в России занимает среднее положение между обезьяной и собакой.
Жиды все умеют делать и их употребляют на все'66. Если внимательно вчитаться во фразу о жиде, обезьяне и собаке, что-то останавливает. Покопавшись в памяти, я извлек нечто аналогичное у автора 'Униженных и оскорбленных': '…знавший на своем веку много жидков, часто дразнил его (Исайя Фомича Бумштейна. – С. Д.), и вовсе не из злобы, а так, для забавы, точно так же, как забавляются с собачкой, попугаем, учеными зверьками и проч.'67. Тоже – своего рода 'бродячий сюжет'! В противовес нетерпимости, особенно проявляемой в области религиозной, можно привести множество других фактов. Зачастую происходила мешанина, внутренняя борьба, заканчивающаяся по-разному. Дмитрий Николаевич Овсянико- Куликовской (1853-1920), историк культуры, лингвист и литературовед, автор книги 'Психология национальности', не утратившей значения и до сего времени, сам начисто лишенный малейшей тени антисемитизма, рассказывает о своем отце, вероятно, человеке добром, но не лишенном предрассудков. Так, он повествует о появлении в их доме – доме богатого помещика – некого Поппера (к сожалению, не указаны инициалы), выходца из бедной еврейской семьи, с отличием окончившего медицинский факультет. Поппер был домашним врачом и репетитором детей. На этом Поппере, как и на его друге Марсикани, по словам мемуариста, лежал 'отпечаток лучшей поры 60-х годов – чего-то светлого, просвещенного, гуманного, чего-то от духа Н.И. Пирогова, который как раз тогда был в разгаре своей достопамятной деятельности как попечителя'68. Благодаря щедрой материальной помощи отца молодые люди получили возможность поработать за границей, в венских клиниках, написать диссертации и стать докторами медицины.
*Спасение от иудеев (лат.).
Отец не делал разницы между евреем Поппером и итальянцем Адольфом Доминиковичем Марсикани – каждый получил необходимую помощь. Впоследствии Поппер работал домашним врачом в семействе Фальц-Фейна в Таврии (основатели заповедника Аскания-Нова).
Умер он во время эпидемии тифа в расцвете сил. Отец публициста Н.Н. Овсянико-Куликовский был видным общественным деятелем в двух губерниях – Таврической и Херсонской, где уже тогда возникли сложные национальные проблемы, но он пользовался непререкаемым авторитетом среди русских всех сословий, евреев, немцев-колонистов: за глаза они любовно его называли Николай Николаевич, что в то время считалось непозволительной вольностью (норма – 'их превосходительство'). И вот Николаю Николаевичу пришлось разрешать домашнюю проблему, из которой с честью он выйти не смог, – религиозные предрассудки оказались сильнее его доброты. Он поссорился и совершенно разошелся со своей сестрой, Елизаветой Николаевной, вышедшей замуж за еврея, доктора Грумберга, 'человека весьма почтенного', как подчеркивает мемуарист. Около 20 лет отец сохранял непреклонность, и только в старости, уже в 80-е годы, примирился с сестрой и ее мужем.
Нам уже приходилось цитировать графа Алексея Константиновича Толстого (1817-1875).
Надо сказать, что антисемиты с восторгом воспроизводят его юдофобские пассажи, относящиеся, по- видимому, к 1849 г.:
