– Надеюсь, когда надо будет давить виноград, мне не придется снимать мои дорогие городские туфельки?
Он нахмурился на ее сарказм, но и не подумал замолчать. Мерзкий калека-недомерок! Если уж не хочет отрастить бороды, так хоть брился бы почаще!
– Сколько тебе лет, Гвин?
– Называй меня попросту мачехой. Мне двадцать три.
– Джукиону двадцать четыре.
Ей предстояло быстро запомнить огромное множество имен и лиц, но уж Джукиона она помнит хорошо – дюжего великана, который уложил Коло Гуршита.
– То есть у меня будет внук старше, чем я, ты это хочешь сказать? – Гвин засмеялась. – Ну и что?
– У тебя будет больше семидесяти внуков, и семеро из них уже женаты. У тебя будет больше десяти правнуков, и число их будет все время пополняться. Плодоносность моего отца стала легендой. Если он сохранил хотя бы малую ее часть, ты очень скоро понесешь.
– Меня радует такая надежда! Я люблю детей. И считала, что быть матерью – великое счастье. Я все еще тоскую по Карну и Наину. Их мне никто не заменит, но я хочу иметь еще детей и вырастить их на здоровом деревенском воздухе. Не тревожься за меня, пастырь, я взрослая женщина и знаю, что делаю. – Она не собиралась сознаваться, что следует совету бестелесных голосов.
– Если твоя цель дети, Гвин-садж…
– Женщины без мужей обычно умирают от голода, пастырь. А с мужьями обычно рожают детей… или ваше зарданское наследие включает способ, как избегать плодов любви?
– Конечно, нет. Но в таком случае стоит ли выбирать мужа, которому шестьдесят? Тарнская Долина может предложить тебе более надежный выбор, как и Далинг.
– Ты стараешься меня оскорбить!
– Я блюду твои интересы. А, кроме того, я очень люблю отца и не хочу видеть, как он страдает.
– Если ты намекаешь…
– Вовсе нет! – Каким бы мерзко-навязчивым ни был Возион, в быстроте ума ему никто бы не отказал. – Я не ставлю под сомнение ни твою добродетель, ни твои благие намерения. Мои опасения касаются моего отца, а не тебя.
– Тогда к чему весь этот разговор? Почему не расспросить его?
Но пастырь не отступил.
– Потому что, боюсь, он тщится вернуть давно утраченную юность и обрекает на горькое разочарование и себя и тебя.
Вне себя от гнева, Гвин не смогла сдержаться:
– Если ты намекаешь, что он уже не мужчина в постели со мной, Возион-садж, то позволь успокоить тебя: он успел доказать нам обоим, что этого мы можем не опасаться.
Коротышка вздрогнул так сильно, что его лошадь прижала уши в тревоге. Гвин смутила его, но не настолько, чтобы он оборвал свой допрос.
– Зрелые женщины, – сердито отрезал он, – не отказываются от богатства и почетного положения из-за минутного каприза, как поступила ты. И это не вспышка плотской страсти, потому что он стар и не может вызвать ее. Будь честна со мной, Гвин, прошу тебя. И, что важнее, будь честна с собой. Объясни мне, почему ты предпочла тяжкий труд и свиное пойло жизни в богатстве и неге?
Некоторое время она ехала молча. Если он поставил вопрос так, найти логичный ответ было затруднительно. Бесспорно, сумма, вырученная от продажи гостиницы, позволила бы ей жить в Далинге и дальше, жить в довольстве и безделии, если бы она этого хотела. Но почему она должна была этого хотеть? Она не могла описать словами ощущение сброшенных оков, предвкушение нежданного будущего, преисполнявшие ее. Муж, дети, имущество – все было у нее отнято, но она обрела свободу. Способен ли деревенский пастырь понять это?
Способен ли человек, выросший в такой семье, как Тарны, постигнуть холод одиночества, понять, что значит не иметь никого, кто хоть что-то для тебя значит? Поймет ли он, что подобная жизнь лишена какого бы то ни было смысла? Ей надо подогнать свои чувства под понятия ее собеседника.
– В детстве, – сказала она, – я читала волшебные сказки о далеких землях, где девочки, вырастая, становились королевами. И я хотела стать королевой или императрицей – думаю, из меня получился бы настоящий кровожадный тиран, осуществись мои честолюбивые помыслы. Позднее я узнала, что в Куолии женщины править не могут. Я открыла, что мне не дано быть ни королевой, ни воином, ни еще кем-то, кем быть интересно. Теперь я убедилась, что мне даже не дозволено управлять гостиницей. Остаются только дети. Брак с поистине замечательным человеком – это вызов стать ему достойной женой. Ну, и конечно, матерью. Быть может, скромные желания, но способные даровать удовлетворение жизнью.
Возион кивнул, будто ее слова произвели на него впечатление. Еще бы!
– Я достаточно настрадалась, – добавила она. – И, надеюсь, Судьбы теперь перестанут играть со мной. Да будет это моим жребием!
– Не говори о жребии всуе!
– О чем ты?
– Жребий дарует Поуль, подательница и жизни и смерти. Меня пугают знамения – Джооль в Доме Ведомых, а Муоль в Доме Зрелых, то есть обе в противостоянии к, ней. Ивиль в Печали, Огоуль в Созидании.
Вспомнив, как Кэрп толковал знамения, Гвин сказала небрежно:
– По-моему, очень благоприятное расположение. А как Шууль и Авайль?