приходя в норму. Потом обернулся полотенцем и постучал в комнату Ивена. Никто не ответил. Джосс посмотрел по сторонам: нет, никаких записок не было. А впрочем, Ивен был явно не из тех, кто в таких ситуациях оставляет записки.
Джосс вернулся в свою комнату, обследовал ее на предмет подслушивающих и подглядывающих устройств, но детектор инфопланшета его коммуникатора ничего не показывал. Тогда он активизировал свой имплантант и позвал:
– Ти.
– На связи, как всегда, – раздался в ухе знакомый голос.
– Что-нибудь слышно от Ивена?
– Да, он просил передать, что пошел покупать тебе учебник валлийского. Еще он просил передать, что у заливного языка – и то произношение получше.
– Тут он, наверное, прав. Хотя, честно говоря, я вообще не понимаю, как на этом языке можно говорить. Ну а что там в лаборатории?
– Пока дела идет туго, но что-то все же получается.
– Ясно. А что Лукреция?
– Все тихо.
– Хоть чему-то в этой жизни можно порадоваться.
– Ну, ты же еще не прислал ей финансовый отчет.
– Бог с ним, – вздохнул Джосс. – Если я понадоблюсь Ивену, передай, что я опять иду к пилотам, потом в таможню и администрацию. У меня возникли кое-какие вопросы.
– Что конкретно?
– Ну, об этом потом.
– Понятно. А что там с банковскими счетами?
– Над этим надо еще поработать. Знаешь, я ведь не очень быстр с компьютером.
– Тебе пора серьезно заняться программированием.
– Ради Бога, Ти. Только не сейчас. Я не вынесу очередной лекции.
– Но ты можешь хотя бы мне сказать, что ты все-таки ищешь?
– Иголку в стоге сена.
– Что-что? О Господи! Дай мне дожить до того дня, когда какая-нибудь лихачка выйдет замуж за этого человека и заставит его сделать пересадку мозга! Джосс, у тебя в голове все обросло какой-то древней музейной паутиной!
24
Следующая группа летного состава шаттлов оказалась настолько же скучной и бесцветной, насколько интересной была первая. В нее входило три пилота и четверо стюардов из персонала, обслуживающего пассажиров. Двое ребят обитали на Луне, остальные четверо жили на Свободе и на другой ближайшей отсюда «пятерке» – Фарфлунге. Джосс задал им самые провокационные вопросы, какие только мог придумать, но никакой реакции так и не добился.
Неопрошенными оставались всего три экипажа, но они должны были вернуться из рейса не раньше, чем через неделю, и Джосс решил отправиться на таможню. На таможне его встретили на редкость дружелюбно. Объяснялось это довольно-таки просто: большую часть времени таможенники просто скучали. Их безделье прерывалось только изредка, когда попадался какой-нибудь неосторожный контрабандист, после чего жизнь опять возвращала их к бесконечной скуке бумажной работы. Начальника таможни, крупного мужчину с дружелюбным лицом, звали Пэт Хиггинс. Он весьма охотно показал Джоссу все свое немудреное хозяйство – места, где проверяют прибывающих пассажиров, комнаты для опроса, собственный компьютерный центр. Но это ничего не давало.
– Летные экипажи мы вообще не досматриваем, – объяснил он. – Просим проходить через обычный автоконтрольный пункт – вот и все. Оборудование пассивного обнаружения всегда может унюхать любую контрабанду, если только она не настолько экранирована, чтобы задержать любые виды излучений. Но это, к счастью, невозможно. Такой толстый экран не прошел бы мимо рентгеновского аппарата.
Джосс сидел в кабинете Хиггинса, глядя на то, как за окном проверяют очередную группу прибывших туристов.
– Ваши сканеры в состоянии обнаружить небольшие электронные приборы, если они не экранированы? – спросил он.
– Скорее всего, нет. Они просто на это не рассчитаны. Что-нибудь крупное, может быть, а микросхему… вряд ли, – Хиггинс отрицательно покачал головой. – Тем более, что людей, покидающих станцию, мы почти не досматриваем.
– А если бы вас попросили это делать?
Хиггинс рассмеялся:
– Вы с ума сошли. Конечно, мы бы сделали это, но пришлось бы работать сверхурочно. Начались бы задержки. А вы сами знаете, что администрация этого очень не любит. «Это плохая реклама», – говорят они.
– Придется им это пережить.
– Похоже, мы с вами поладим, офицер. – Хиггинсу все это явно не нравилось. – Эти люди обвиняют нас в каждом нарушении таможенных законов, происходящем на станции. Но при этом они не дают нам ни денег, ни людей, ни оборудования. Честно говоря, я не стал бы возражать, если бы они немного понервничали там, в своей башне из слоновой кости.