тягучих дней и ночей. Я совсем перестала спать. Сон, казалось, навсегда покинул меня. И я даже не пыталась заснуть. Попытки забыться сном превращались в настойчивое ожидание, я безнадежно мочалила подушку, катаясь по ней горькими мыслями и влюбленной головой. Но иногда, когда я ненадолго забывалась в легкой полудреме, ко мне приходил мужчина, прекрасный, как сам Бог. Это был Дима. Передо мной было тело квартерона, смуглое и стройное, будто некий гениальный художник слепил его под влиянием высокого вдохновения. Я притрагивалась к обнаженному телу бережно, нежно, едва касаясь кончиками пальцев, и ощущала горячую кожу, дышащую и влажную, будто мужское тело только что пережило взрыв любовной страсти. Будто оно только что освободилось от неизбывной муки. Свободное и легкое тело переливалось в меня через мои пальцы, проникая в больную душу, овладевало мной полностью, не давая забыться ни на один миг. Любовное наваждение приняло болезненные формы. Каждый человек способен сойти с ума. Нормальный человек способен удержать свой разум на жестком поводке. Это-то я точно знаю. Все сумасшедшие когда-то переступили зыбкую грань, поленились рассмотреть в реальности нечто удивительное, притягательное, уверенное. И они добровольно ушли в другой мир – и не виртуальный, и не потусторонний. Выбрали себе иное, более комфортное существование во времени. Меня уже не будет в мире сумасшедших. И меня никогда не привлекала потусторонняя жизнь. Мне нравится обычная. В ней есть любовь. Ее нет ни в мире сумасшедших – она им вообще не нужна, ни в виртуальном мире – там можно обойтись без любви, и совершенно точно любовь отсутствует в потустороннем мире. Умершие во все века тянулись к живым душам, приходили к ним в снах, грезились наяву, видимо, на том свете катастрофически не хватает любви. Плохо там. И еще там нет никакой надежды на перемены, поэтому мне симпатичен белый свет. В нем бывает трудно и скользко, но в нем можно жить и верить.
Катаясь по подушке, глядя в темноту сухими глазами, видимо, я тоже свою норму выплакала, мне все-таки верилось в перемены, я знала и верила, что они скоро грядут. Кто-то наверху устал смотреть на мои муки, вдоволь уже налюбовался. Есть предел, невидимая грань, переступить которую невозможно. Тогда сразу выпадаешь из реального мира, и кто знает, где очутишься, в каком из миров будешь пребывать, на каком свете окажешься. Много дней прошло с того дня, когда я в последний раз видела Диму. Я больше не хотела его видеть. Никогда. Хотела его забыть. Навсегда. У меня ничего не вышло. Нужно было срочно остановить болезнь. Прервать течение мыслей. Заставить мозг переключиться. Клин вышибают клином. И я вновь полезла на антресоли. Достала сумку, перетряхнула форму. Короткие брючки, майка, кроссовки, все сияло ослепительной белизной. Я чувствовала себя девственной невестой. Вдруг захотелось увидеть любимое лицо. Увидеть, чтобы доказать себе – я имею право на выбор. Я – личность.
Он ждал меня. Казалось, он стоял у входа целую вечность. И никуда не уходил. Он не поверил себе, своим глазам, когда увидел меня. Он уже не верил в существующую реальность.
– Я ждал тебя. Ждал всю свою жизнь. Ты так долго не приходила. Где ты была? – спросил он.
– Я шла к тебе, а это долгая дорога, – обессилев, я опустила сумку на асфальт.
– Пойдем куда-нибудь, – сказал он.
– Куда? – кажется, я задавала лишний никчемный вопрос.
Дима не знал, куда нам идти, у него не было никакого маршрута, и он еще не знал, в какую из сторон света поведет любимую женщину. И я не знала, куда пойду – за ним. Или с ним. Мы все-таки тронулись в путь. Оба молчали. Не знали, о чем нам говорить. Дима остановился у машины, открыл дверцу и кивнул, дескать, присаживайся, поедем, красавица, кататься. А я замерла у машины, осознавая, что живу в каком-то дурмане, в бреду, в угарном любовном чаду. Мимо меня на всех парах мчалась жизнь, повсюду кипели волнения и страсти, а я бродила в себе, будто в потемках. Жизнь вообще не касалась меня, она плавно катила свои бурные волны мимо, не замечая моего существования, незримо обтекая мои мысли и тело. Чужие страдания становились для меня невыносимыми. Ведь я до сих пор не знала, где живет Дима, в каких условиях, что ест, чем увлекается. Для меня любовь была больной горячкой, не более того. В сущности, мне все равно, чем занимается Дима, в каких условиях проживает. Ведь не за это же я его люблю? Нет, не за это. Переполненная решимостью, я села на переднее сиденье. Дима повернул ключ зажигания. У меня захватило дух, будто я собралась прыгнуть с высокой башни. Внизу – земная твердь. Можно насмерть разбиться. Но я уже ничего не боялась. Я познала разные миры, и всюду была жизнь. Ведь мы полетим вместе. Вдвоем не страшно.
* * * Присущая мне стеснительность исчезла. Чужой мужчина лежал рядом. Не муж. Не любовник. Со мной лежал мой возлюбленный, моя последняя привязанность. Позже наступит пустота. Останутся одни долги и обязательства. Я переступила мораль. Любовь оказалась сильнее меня. Она втянула меня в греховный омут. Чужое обнаженное тело не вызывало во мне брезгливости, ведь я уже прикасалась к нему в моих грезах, согреваясь в нем. Тело обливало меня теплой волной любви. Я качалась, как в младенческой колыбели. И ощущала себя счастливой. Мы находились в незнакомом пространстве, где не было морали, где отсутствовало равнодушие и где торжествовала любовь. Здесь было легко, все дышало покоем, но не кладбищенским, заунывным, а ласковым покоем умиротворенности. Дима не был чужим. В душе моей все ликовало. Я никогда не ощущала себя настолько счастливой. И не знала, что на свете существует подобное. А ведь могла бы уйти из этой жизни, так и не узнав, что таит в себе окружающий мир, какие секреты в нем скрываются.
– Ты счастлива? – спросил Дима.
– Да, счастлива, – мой ответ прозвучал сухо, будто я нехотя сознавалась кому-то наверху в совершенном грехе.
Мне не было стыдно. И не было страшно. Я не ощущала себя преступницей. Свершилось то, что должно было свершиться. Любовь оказалась сильнее меня, сильнее долгов и обязательств, сильнее страсти. Любовь уложила меня на обе лопатки. Признаюсь, лежать на обеих лопатках вместе с Димой доставляло мне непереносимое удовольствие. Такое невыносимое, что у меня все заныло внутри и не было сил вытерпеть сладостную муку. Счастье может существовать только вперемежку с мукой. Теперь я это совершенно точно знаю. Никто не сможет обмануть меня. Я узнала настоящую цену земного греха.
– Ты действительно счастлива? – сказал он, приподнявшись на локте.
Дима рассматривал мое лицо, и мне не нужно было скрываться, я знала, мое лицо дышит счастьем и оно прекрасно.
