Мне не нужно было завидовать чужой молодости. И я уже не ревновала своего возлюбленного к любой юной девушке. Моя любовь осталась во мне, она подпитывала мои силы, вселяя в меня уверенность. Бессонница бесследно прошла. После любовного свидания она ушла из моей спальни, освободив смятую постель, и я теперь отлично высыпалась. В снах ко мне приходил Дима. Он приходил каждую ночь. Ни разу не пропустил ночное свидание. И мы плавали в бесконечности. Вдвоем. И никого больше не было. Только мы. Состояние невесомости стало моим повседневным ощущением. Я вновь летала по городу, одним рывком преодолевая огромные расстояния. Энергия била из меня ключом. Родниковая вода струилась из моего тела, обдавая прохожих свежестью и праздником. Лицо лучилось счастьем. Изнутри исходил лунный свет. Я не знала, сколько еще продлится мое счастливое состояние. И как надолго оно вселилось в меня. И не хотела думать о будущем. Боялась. А будущее угрожающе наступало мне на пятки. Однажды я вновь встретила Константина. Наверное, это был все-таки он, изможденный мужчина с голодными и одинокими глазами, вконец исхудавший и больной. Страждущий нищий стоял возле мусорного бака. Когда я проходила мимо, мужчина неожиданно резко повернулся, и мы столкнулись взглядами, будто налетели друг на друга в темном переулке. В глазах Константина застыл немой упрек. Обездоленный мужчина хотел наказать меня за мое счастье, за влюбленный вид, за сияющие глаза. Нищий хотел украсть кусочек моей любви. Я судорожно запахнулась в куртку, как в больничный халат. Мне не хотелось ни с кем делиться своей любовью. Я честно заработала долю своего счастья, самую маленькую его порцию. Но скорбный мужчина отнял мою любовь. Своим тяжелым взглядом он залез в мою душу и вытащил из нее кошелек с монетами, которые я туда упрятала. Проводив глазами украденный кошелек, я облилась грустью, будто сверху кто-то выплеснул на меня ушат ледяной воды. Он присвоил мое бесценное богатство, оставив меня нищей и пустой, по мановению нечистого взгляда я вновь превратилась в полую трубу, наполненную лишь воздухом. Во мне даже страха не было. Лишь одна пустота. Пустая душа тоскливо заныла. Она вдруг лишилась любви. И не стало больше света, исчезла жизнь. Константин вернулся из прошлого. Нищий безмолвно ушел, прислонив к мусорному баку утлую котомку с нечистотами. Я вздрогнула, предчувствуя унылое существование впереди. Оно приближалось. Шаги грозно гремели, издавая неприятный обертон. И я побежала, стремясь убежать от подступающего будущего.
В отделе витала ядовитая атмосфера завистливой конкуренции. Капризная природа баловалась, изнемогая от скуки, оттягиваясь на темных человеческих инстинктах. Люди с аппетитом пожирали друг друга. В воздухе слышалось громкое чавканье, сытое рыгание и душераздирающая икота.
– Вы что-то задержались сегодня, милая, – нежно пропел сухощавый изыскатель левого заработка.
Приходящий на полставки сотрудник крошил бутерброд на мелкие кусочки. Разрезал ножичком, тасовал по блюдечку, составлял живописные картинки в предвкушении неземного блаженства.
– А вы соскучились? – спросила я.
– Да, скучал немного, но больше всех соскучился наш начальник, – лукаво съязвил халтурщик и подмигнул левым глазом.
Все-то у него на левую сторону – бутерброд, прищуренный глаз, кособокое предплечье. И даже плоский юмор косит, заметно скособочился влево.
Я немедленно отправилась в приемную. Людочка не взглянула на меня, не подняла глаз и не шелохнулась. Наша дружба закончилась в самом начале, не успев развиться в приличные дамские отношения.
– Добрый день, Людочка, – сказала я, открывая дверь в кабинет начальника.
Людочка не ответила. Настырная девушка.
– Варвара Петровна, доброе утро, ах да, уже добрый день, – начальник легонько приподнялся на руководящем седалище и снова рухнул обратно, – поздненько вы на работу приходите, поздненько. У нас тут аврал, все сотрудники к семи утра на работу приходят, у нас очередное мероприятие, а вы что-то совсем нас забыли. Приходите на работу, когда захотите, уходите, когда вздумается.
– Вениамин Григорьевич, плохо чувствую себя, у меня с сердцем что-то, пульс частит, – я прижала руку к сердцу, оно вырывалось из груди, билось и билось, будто кто-то его подталкивал изнутри.
– Пора и честь знать, значит, давно пора ему на покой. Сердце отдыха просит. Вы ведь у нас дама обеспеченная? – сказал Вениамин Григорьевич.
– Н-не знаю, кажется, да, все в этом мире относительно, – неслышно, невнятно пробормотала я.
Начальник гнул сплошную линию непрерывного увольнения. Систематически он подводил черту под каким-нибудь сотрудником. Раньше меня обходили стороной общие знаменатели и числители, видимо, пришел и мой час.
