«Правнучка Настя — писала — голубка моя белокрыла,
ты приезжай, не мешкай, чую, выходит мой срок этой зимой.
Ты не грусти и не бойся, мы все там будем, Настасья,
дай тебе бог прожить столь же, сколь я жила,
только не так, как я, лучше в миру да согласьи.
Ты приезжай, смотри, двадцатого-то числа.»
Свечка коптила, ставни гремели глухо, дрожали стёкла.
Голенький клёныш у тына, тощий без листьев, дрог.
Злой и косматый, в медвежьей шкуре, с картинки блёклой
молча глядел на Варвару древний, забытый, суровый бог.
Сын Луны
Город пищит углами: ищут поживу крысы,
Сына Луны, младенца с нежным жасмином щёк.
Делят углы ночные быстрые биссектрисы,
Льётся по колыбелькам серый крысиный шёлк.
Робко глядят с комодов толстые морды кошек.
Прячут хвосты собаки между мохнатых ног.
Поторопитесь, крысы! Бледный тимьян ладошек
Ждёт в катакомбах мокрых серый крысиный бог,
Скалит нетерпеливо мелкие злые зубки,
В темень таращит чутко, насторожив, усы,
Ждёт, рассыпаясь дрожью, будто с похмелья — кубка:
Скоро он будет рядом. Свет его сердца. Сын.
У царевны
Как у царевны чертоги белы, да, белы, ровно крылья лебяжьи,
Будто пруды отражают полы с витражей голубые пейзажи.
У царевны во дворце
Ночевало солунце?,
Ночевало, почивало,
С утра укочевало.
Как у царевны одежды красны, да, красны, ровно зорьки румянец,
В одном рукаве сидят песни грустны, да упрятан в ином жаркий танец.
У царевны во обед
Си?дел месец — древний дед,
Как сидел он, всё гундел он,
Да вдвое похудел он.
Как у царевны косы темны, да, темны, ровно зимние ночи,
Губы смешливы да очи сумны, непонятно, кричит аль хохочет.
У царевны в сундуке
Сапоги на каблуке,
Как наденешь, так запляшешь,
Да ведьму перепляшешь.
Как у царевны чертоги белы, да, белы, будто белые кости...
Кости
— Зачем ты крадёшь мои кости? —
они не годятся на флейты,
они чересчур пока живы
и слишком их розов цвет.
Не станут их слушать крысы,
не будут они бояться,
а будут они смеяться
над слабостью губ твоих.
Не станут их слушать птицы —
ни голуби в белых перьях,
ни ласточки в чёрных платьях,
ни лебеди на пруду.
Их вой не подхватят кошки
на гулких сердитых крышах,
облитых — сметаной будто —
сиянием лунных щёк.
— Затем я краду твои кости,
что, только пока они живы,
их слушаться будет ветер
и золото волчьих глаз.
Перстень (колыбельная)
Глазки закройте и слушайте: сказки
Шепчут за шторой ветра.