телохранителях у Нагибина, и с ним – Ростик Саэтдинов, капитан, особоуполномоченный и т. д. Конечно, здесь был Шиляй, как же без него? И еще четверо из башкеевской школы, Ласковин не помнил, как зовут, но в лицо знал хорошо. И сам Башкеев, седой весь, но боец – будь здоров: мастера со временем только крепчают, как хорошее дерево. Короче, не один-два, как рассчитывал Андрей, а двадцать! Половина – зимородинских, остальные – кто откуда. Друзья-соперники десятилетней с хвостиком давности. Арсюха Стужин, с которым вместе сдавали на зеленый пояс; Юрка Русков, у коего Ласковин подружку увел в незапамятные времена (первую свою подружку, кстати); Грушин, с этим и в новые времена оттянулись в масть, когда от «Шлема» к финикам катались…
В общем, едва Ласковин вылез из машины, тут же оказался в толпе. Обступили, хлопали. Мяли.
«Здорово, боец!» – «Ну, Ласка, как житуха?» – «Как в старые времена? Дадим шарлатанам просраться?»
Матерые мужики. Каждому минимум под тридцатник, а иным уже и на пятый десяток перевалило. Кто худой, кто брюхом обзавелся. Кто преуспел, кто не очень. Иные и отвоевали.
– Я тут провел агитацию,– шепнул довольный Митяй.– Ты-то не против? Не помешает?
Ласковин едва не прослезился.
А тачки все подъезжали. К шести скопилось уже человек тридцать. Даже менты заинтересовались: вдруг разборка в центре Питера?
Ростик к ним подошел, ксиву показал: «Все в норме. Собрались кореша годовщину справить. Без заморочек».
Ласковин смотрел на знакомые и полузнакомые лица, умилялся. Надо же! А думал: один, сам себе брат.
– Что, Ласка, время? – это Шиляй.– По машинам?
– Да тут недалеко, пешком,– сказал Андрей.– Спасибо, мужики, не ожидал! – добавил растроганно.
– А ты думал! – отозвался Шиляй.– Покажем нынешним старую гвардию! – И, понизив голос: – Я бы и глоткорезов своих прихватил, да зачем танец портить. Я прав?
– На все сто.
– Тогда командуй.
– Значит, так,– повысив голос, чтобы все было слышно, произнес Ласковин.– Мужики, внимание!
Расклад такой: я иду первым. С отрывом минут пять максимум. Затем вы. Дверь, я постараюсь, чтобы открыли, они там гостей не очень-то жалуют. Ну а вошли – особо не церемониться. В рамках, конечно.
– Милое дело,– подхватил Коваль.– Кто возбух – в пятачину!
– А кого учить будем? – поинтересовался кто-то.
– А тебе не один хрен? – опередив Ласковина, ответил Вожжа.– Ты, главное, жопу береги, Кузя! А то заседать не на чем будет!
– Базар, бойцы! – гаркнул Шиляй.– Давай, Ласка, двигай. На праздник опоздаем!
– Точно! – подхватил кто-то.– На работу, как на праздник!
Вокруг засмеялись.
– Давай адрес! – потребовал Шиляй.
– Конюшенная, 13. Во двор и направо. А потом налево и вперед. Железная дверь в подвал в правом дальнем углу. За кучей мусора. Для верности я на ней крест нарисую.
– Ясно,– кивнул Шиляй.
– А сэнсэй у них кто? – спросил Крупицкий.
– Лешинов. Знаешь такого?
– Встречал где-то фамилию. Крут?
– Крут,– кивнул Ласковин.– Но им я сам займусь.
– Лешинова я знаю,– вмешался Башкеев.– Если это тот, что у Галицына лет двадцать назад…
– Вот этого я вам не скажу,– качнул головой Андрей.– Он больше как экстрасенс известен.
– Если экстрасенс, то надо было Стежня подписать,– сказал Русков.– Он теперь тоже, я слышал, экстрасенсом заделался.
– Точно,– подтвердил Крупицкий.– Я его в Неметчине в прошлом году видел.
– Дрался? – спросил Вожжа.
– Я дрался, а он судил. Стежень – это уровень. Митяй, почему Глебушку не позвал?
– Да он где-то за городом живет,– ответил Николай.– Законспирировался, как Джеймс Бонд.
– Вспомнил твоего Лешинова,– сказал Шиляй.– В программке его видел. Реклама на последней странице. Значит, заходим туда, где ты, Али-Баба, крест поставишь. Никакая Гюльчатай его не сотрет?
– Сотрет – сам сообразишь.
Приподнятое настроение Ласковина, вызванное мощной поддержкой, понемногу рассеивалось. Он нащупал в кармане куртки Корветов ствол.
Два пистолета, кинжал и три десятка настоящих бойцов за спиной. Если этого не хватит, тогда только атомная бомба.
Сбоку возник Саэтдинов.
– Ямэн, мужики. Ласка, на пару слов. Ко мне в машину, ладно?
– Пошли.
Что-то интонация у капитана какая-то не та. Может, связываться не хочет? Но тогда зачем пришел?
Сели в машину. Взгляд особоуполномоченного Ласковину понравился еще меньше интонации.
– Времени мало,– сказал Саэтдинов.– Поэтому сразу к делу. Ты в курсе, что на тебя всесоюзный розыск объявлен?
– Нет,– осторожно ответил Ласковин.– Но предположить могу. Я за последние полгода столько всего натворил, что меня по нашим законам с ходу сажать надо.
Ростик хоть и мент, но старый кореш. Влет вязать не станет. Да и не сможет, пожалуй.
– Это я тебе как другу,– сказал Андрей.– А тех, с кем я разбирался, вообще из зоны выпускать нельзя.
– Вот это не тебе судить,– сухо ответил Саэтдинов.
– Возможно. Зато можно списать на бандитские разборки. У меня, Ростик, теперь даже кличка есть, как у заправского бандюгана. Спортсмен.
– Ни хрена себе! – изумление вытеснило все прочие чувства.– Так это ты, значит? Что ж, слыхал. То-то ты две пушки на себе таскаешь.
– Заметил?
– Слепой не заметит. Значит, ты – Спортсмен… Крепко. О тебе прямо легенды ходят, даже завидую, старик!
– А арестовывать не будешь? – усмехнулся Ласковин.
– А ты мне ничего не говорил.
– За что же меня ищут? – спросил Андрей.– За Крепленого?
– Если бы! Не Спортсмена ищут, а Ласковина Андрея Александровича. И инкриминируют тебе убийство при отягчающих, садизм, изнасилование… короче, целый букет.
– Ни хрена себе!
Теперь пришло время изумляться Ласковину.
– И давно ищут? – спросил он.– Я ж, вроде, не прячусь.
– То-то и оно, что недавно. С сегодняшнего утра. Квартира на проспекте Блюхера твоя?
– Да.
– Там обнаружен труп женщины. Избитой, изнасилованной и задушенной.
Андрей постарался, чтобы на лице его не отразилось ничего лишнего.
– Я ее не убивал,– сказал Андрей.– И не насиловал.
– Но домой к себе ты ее привез?
– Я,– признался Ласковин.
– Может, случайно, заигрались, а ты не заметил?
– Я что, похож на садиста?
– Могу тебе сказать как профессионал: половина садистов не похожи на садистов.
