при наличии шляпы. Хрупкая на вид девушка ассоциировалась в моем воображении с бронированной машиной, предназначенной для прохождения сквозь стены. Разве что мать кинулась бы спасать свое дитя столь же самоотверженно, как это сделала Алина, спасая Виктора от неминуемой изоляции в трюме. Я нашел объяснение ее поступку, хотя если рассматривать его здраво, то следовало бы крепко усомниться в здравости ума девушки. Виктор для нее перестал быть человеком в нормальном понимании этого слова. Врач превратился в средство для спасения чести и удовлетворения тщеславия. Только с его помощью Алина смогла бы доказать мне, что в вопросах логического мышления, наблюдательности и сообразительности я ей не ровня. Я готов был голову дать на отсечение, что она не задумываясь кинулась бы вытаскивать Виктора из тюрьмы, попади он туда раньше времени и без ее участия.
В общем, я ей слегка сочувствовал. Алина слишком высоко подняла планку своих качеств, она держалась со мной неоправданно самоуверенно; загнав саму себя на столь захватывающую дух вершину, Алина уже не могла спуститься вниз. Ей ничего не оставалось, как добиваться своей цели, используя для этого даже самые безумные средства.
Чтобы уединиться и избежать встреч с незваными гостями, я заперся в душевой кабине. «Макаров» был новеньким, крепко пахнул оружейной смазкой и вызывал острое желание взвести затвор и выстрелить в собственное отражение в зеркале. Я разобрал его и протер детали чистым платком. Потом долго смотрел на него, испытывая необъяснимую притягательную силу, которой обладает всякое оружие.
Пистолет, по-видимому, принадлежал Валере, но было странным то, что Нефедов предпочел доверить его Алине, а не мне. Может быть, Валера предполагал мою нежелательную реакцию на оружие и последующий за ней отказ присоединиться к нему? Я не задумывался над тем, в достаточной ли степени морален мой поступок, и не собирался в обозримом будущем отдавать оружие Алине. Я придумал себе оправдание, что оружием предпочтительнее пользоваться мужчине, и это оправдание меня вполне устраивало.
На ужине ни Алина, ни Виктор не появились, причем врач ни разу не зашел к себе – дверь под номером 2 я не выпускал из поля зрения ни на минуту, благо мог следить за ней из своей каюты, сидя в кресле, придвинутом к шкафу. Стелла до ужина и после ужина неоднократно появлялась в поле моего зрения. Я отрывался от журнала, который с деланым вниманием листал уже несколько часов подряд, поднимал глаза и натыкался на насмешливый взгляд.
– Пасешь? – наконец снизошла до вопроса Стелла, так и не дождавшись от меня примиренческой инициативы. Она встала в пустом дверном проеме, подняв руки над головой, упираясь в переборку, и добилась того, чего хотела: ее футболка с размашистой надписью «To kiss away tears» («Поцелуями высушить слезы». Надо же!) натянулась, как грот[9] при трехбалльном ветре, чудом удерживая то, что в ней было.
Я перевернул страницу и опять погрузился в «чтение».
– Ума не приложу, – продолжала изощряться в провокации Стелла, – чем можно полдня заниматься, запершись вдвоем в каюте?
Сейчас меня трудно было вывести из себя.
– А я понять не могла, отчего его мамаша за ужином от счастья куском давилась. Так ее сынок белобрысого Пыжика себе нашел! Вот это, понимаю, выбор! Пыжик – он и в Африке Пыжик!
Стелла проигрывать не умела. Видя, что все ее слова разбиваются о мое молчание, она подошла ко мне и опустилась передо мной на корточки.
– Отольются кошке мышкины слезки, – произнесла она, пытливо заглядывая мне в глаза. – Зачем ты делаешь вид, что читаешь? Ты же думаешь о том, как бы сохранить умное и невозмутимое выражение на лице. Верно?
Пришлось опустить журнал на колени.
– Что ты хочешь? – спросил я.
– Большой и страстной любви… Нет! Если бы ты видел сейчас свое лицо! Это же символ целомудрия и благопристойности!
Она все-таки заставила меня рассмеяться. Стелла поднялась на ноги, обхватила мою голову, и я ткнулся носом в ее мягкий живот.
– Ты мне мешаешь, – сказал я.
– Мешаю наблюдать за каютой врача? – уточнила Стелла. – Ты хочешь с совестливым прищуром взглянуть в глаза своему конкуренту? Или в глаза Пыжику? – Девушка взгромоздилась мне на колени. – Милый мой! Не жди от нее раскаяния. Женщины никогда не любят просто так. Земля – планета мужчин, и женщины любовью расплачиваются за право жить среди них. Таково наше грустное предназначение. И Пыжик сейчас старательно компенсирует физические растраты доктора, вызванные его интеллектуальной деятельностью.
Ее руки скользнули по моим плечам, по спине и невзначай прошлись по пояснице.
– Что там у тебя такое твердое? Твердое у мужчин должно быть не там…
– А тебе пришлось компенсировать его материальные затраты? – перевел я разговор на прежнюю тему, убирая руки девушки со своей поясницы.
– Такие вопросики задаешь, – нахмурилась Стелла, – что даже моя девичья стыдливость, как улитка, рожки спрятала. Позволь мне эту тайну унести с собой в могилу… Ой, а у тебя седой волосок над ухом!
– Подожди, – сказал я, вставая с кресла. – Мне надо выйти.
– Понимаю, – охотно согласилась Стелла. – Очень хорошо тебя понимаю.
Не имело никакого смысла просить ее освободить мою каюту – последняя превратилась в проходной двор и акустическую сцену: все, о чем говорилось в ней, легко становилось достоянием общественности, всякий мог без позволения зайти ко мне и не менее легко выйти. Но эти милые особенности меня уже не тревожили. Пытаться играть со Стеллой было в ущерб самому себе – это привело бы к лишней трате времени и засорению мозга новой ложью, которой обязательно пришлось бы покрывать предыдущую. А потому, ничуть не таясь, я подошел к каюте Алины, невольно мысленно называя ее Пыжиком, и громко постучал, словно был наделен властью стучать во все двери без разбору.
Открыл мне Виктор, причем мне не пришлось стучать еще раз, демонстрируя свое нетерпение и давая Стелле лишний повод для иронии. От врача исходило спокойствие и умиротворение профессионала, хорошо
