Тидом сбросил одеяло и вынул из ножен даг[9].
Лицо Ниминоа стало серым от ужаса. Но монах всего лишь поддел лезвием вырез ночной рубашки и распорол желтый шелк до самого низа. Затем внимательно оглядел тело девушки – от маленьких грудей до плотно сжатых колен – одобрительно хмыкнул:
– Конгайская кровь!
И провел пальцем по гладкому лобку.
Ниминоа вскрикнула, и брат Карсим, перехватив запястья девушки одной рукой, другой зажал ей рот.
Тидом просунул руку между бедер Ниминоа. Девушка вывернулась, замычала, попыталась ногами оттолкнуть монаха.
– Какая невоспитанность,– недовольно сказал Тидом.– Помоги мне, брат Муто.
Брат Муто, грузный, широкоплечий, еще более высокий, чем его начальник, ловко поймал лодыжки Ниминоа, развел их и прижал к постели. Теперь Тидом мог без помех закончить исследования.
– Девственна! – с удовольствием сообщил он и погладил девушку по животу.– Девственна, а следовательно, требует особого отношения. Чему учит нас святой Дихгим?
– Поторопись, брат Тидом,– нетерпеливо сказал Муто.
– Вот этого как раз и не следует! – назидательно изрек Тидом.
Брат Карсим усмехнулся.
– А следует как раз напротив,– продолжал Тидом.– В первую очередь святой Дихгим рекомендует путем возбуждения чувствительных мест добиться выделения животных соков!
И легонько ущипнул девушку за сосок.
Ниминоа глядела на монаха круглыми от ужаса глазами.
– Ежели сего достигнуть не удается или за недостатком времени, а также при значительных размерах органа,– Тидом самодовольно похлопал себя по соответствующему месту,– следует использовать смягчающие масла.
Он окинул взглядом ряд хрустальных флаконов у зеркала, открыл несколько наугад, понюхал, выбрал один и поставил на край ложа.
Карсим и Муто переглянулись. Святой Дихгим описал все виды подобающих удовольствий, но в данном случае не худо бы Тидому вспомнить, что удовольствие желает получить не он один, а приказ Брата- Хранителя Треоса – закончить дело не позже третьй ночной стражи.
А Тидом между тем продолжал невозмутимо:
– Обращаться с девственницей следует бережно, дабы не вызвать ненужного страха и не погубить в ней естественные женские начала. Бережно! – Он поднял палец и строго посмотрел на Карсима.
– Не следует также и чрезмерно затягивать приготовления! – не выдержав, процитировал брат Муто.
– Не следует,– согласился его начальник и расстегнул пояс.
Ниминоа впала в состояние полузабытья. Тела почти не чувствовала. Ни тела, ни того, как монах умащал ее лоно драгоценным гурамским маслом.
Тидом разоблачился и встал коленями на край ложа. Муто отпустил лодыжки девушки.
– С благословения…– начал Тидом.
В это время снизу донеслись крики и треск ломаемой мебели. Монахи прислушались было, однако шум стих.
Тидом вздохнул.
– С благословения Наисвятейшего,– сказал он,– приступим!
Шестнадцатый хирад Мангхэл-сёрк – один из труднейших. И требует предельного сосредоточения. Мир в буквальном смысле перестает существовать для Погруженного. Поэтому просторный подвал, предоставленный светлорожденному Гривушем для упражнений,– идеальное место для занятий. Закрываешь люк – и отрезаешь все лишнее. Каждый хирад требует времени. Столько, сколько потребуется. Начал светлорожденный за три часа до заката, закончил далеко за полночь.
Ощущая приятную пустоту внутри, Данил отложил меч, с удовольствием погрузил лицо в холодную воду и застыл на пару минут, задержав дыхание. Как хорошо!
Насладившись, светлорожденный выпрямился, опрокинул на голову чан с водой, вытерся жестким полотенцем, натянул подаренные Гривушем шелковые гурамские шаровары, застегнул на запястье черный браслет. Держа в одной руке сапоги, в другой – меч, он поднялся по лесенке, откинул люк, оказался в темном чулане под лестницей, толчком распахнул дверь…
И острие копья уперлось ему в переносицу.
– Брось меч,– напряженным голосом потребовал солдат.
Данил размазал бы его по полу в четверть мига, но слева и справа от копейщика, грамотно, так, чтобы не мешать друг другу, стояли арбалетчики. Рискнуть? Или не стоит? В тесном чуланчике не попрыгаешь. А Данил не может себе позволить даже легкое ранение. Тысяча демонов!
– Как скажешь,– с максимальным добродушием ответил светлорожденный. Медленно, очень медленно наклонился, положил меч на пол, поставил сапоги и продемонстрировал пустые руки.
Когда Рудж увидел направленные на него арбалеты, он испугался. От неожиданности. Потому что забыл, где он и что там, за стенами. Потому что были у него ситра и шелковая рубашка, а не кольчуга и меч. Вооруженный, Рудж мог сражаться как воин. Безоружный… Он ведь не владел Мангхэл-сёрк, как Данил.
– Крикнешь – умрешь! – посулил грузный монах. От него несло чесноком и псиной.
– Связать его!
Двое схватили Руджа, вывернули руки за спину, скрутили ремнем и бросили на ковер.
– Брат Охак, останешься с ним! – распорядился грузный монах и вышел из комнаты.
Все, кроме названного Охаком, последовали за ним. Брат Охак положил арбалет на стул, копье прислонил к стене, а сам уселся на кровать.
Рудж глядел на него снизу вверх и видел в основном забрызганные грязью сапоги и выкрашенное коричневой краской древко копья.
– Можно мне встать? – спросил он.
– Лежать,– буркнул монах.
Прошла пара минут. Рудж лежал. Монах шумно сморкался.
– Эй,– сказал кормчий.– Я пить хочу.
– Перебьешься.
– Жалко тебе? Там вино тайское в кувшине, можешь и сам глотнуть.
– Тебя не спрошу! – проворчал монах.
Но встал, нашел кувшин. Рудж услышал, как забулькало вино, перетекая в монахову глотку.
– И верно тайское,– подтвердил монах, заметно повеселев.– Слышь, имперец, а деньги у тебя есть?
– Развяжи, поделюсь! – У Руджа появилась надежда.
– Еще чего!
Монах подошел к кормчему, толкнул его сапогом, оставив на шелке рубашки грязное пятно.
– Говори – где?
Рудж молчал.
Монах вынул кинжал, наклонился, повертел перед носом Руджа.
– Хочешь – ухо отрежу?
– Хрен с тобой,– сказал кормчий.– Все равно ваши отберут. Попить дай.
– Дам. Где деньги?
– Под подушкой.
Монах воткнул кинжал в деревянный край ложа, полез под подушку.
– Точно…
И подставился. Даже из лежачего положения, даже голой пяткой можно свалить облаченного в кольчугу монаха. Если кольчуга короткая. И если удачно попасть. Рудж попал.
– Уп! – сказал брат Охак и ткнулся рожей в одеяло, прикрывая руками ушибленное место.
Рудж вскочил и, воспользовавшись воткнутым в кровать кинжалом, мигом перерезал ремень. А затем,
