боевому мастерству?
– Сержант Игушев, прапорщик Гурули, – ответил Гешка.
Зубов записал фамилии печатными буквами, показал их Гешке:
– Правильно?
– Правильно, – ответил Гешка.
– А замполит роты как повлиял на вашу боевую закалку?
– Никак. Он не брал меня на боевые. Но об этом не надо писать.
Зубов и не писал. Он наморщил лоб и снова стал грызть ручку.
– Без замполита нельзя… Давайте скажем так, что замполит регулярно рассказывал вам о подвигах сослуживцев.
– Давайте! – махнул рукой Гешка.
– Я правильно проинформирован, – сказал лейтенант, перелистывая блокнот, – вы служили в разведроте?
– Нет, – улыбнулся Гешка, – в хозвзводе.
– Как же! – Зубов даже зарделся от волнения. – Мне сказали, что вы десантировались с разведчиками.
– Я тайком перебежал к ним из хозвзвода, – пояснил Гешка, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение на лице лейтенанта.
– Ну-у, – протянул тот озабоченно. – Об этом, конечно, нельзя писать… Давайте вот как сделаем. – Лейтенант сел поудобнее, положил на чемоданчик ручку. – Вы в составе хозвзвода везете продукты и одежду афганским детишкам. Душманы обстреливают вас из засады. Вы вступаете в бой и прикрываете своих товарищей, но вскоре вас тяжело ранит.
Гешка не сразу понял лейтенанта.
– Это… про меня?
– Ну конечно! – ответил Зубов.
– Но было же все не так!
Зубов устало вздохнул, закатил глаза.
– Ну как, как было?
– Яныш забыл свой пулемет на подъеме, когда он выдохся и отдал мне рюкзак. И пошел один за этим пулеметом. Только его не нашел, а «духи» его убили. Прямым попаданием в горло.
– Отлично! – оживился Зубов. – И про вашего товарища напишем. Яныш его фамилия?.. Сделаем так: он прикрывал фланг вашей роты, отстреливался до последнего патрона…
– Да он вообще не стрелял! – перебил Гешка лейтенанта.
Зубов придвинулся ближе к Гешке и нетерпеливо пояснил ему:
– Да не пропустит цензура то, что вы мне рассказываете! Мы можем показать смерть солдата только в том случае, если она была сопряжена с геройским поступком. Понятно?
– А если он еще ничего геройского совершить не успел, так про него уже написать нельзя? – нахмурился Гешка. – Он же не виноват, что его сразу убили!
– Да я все понимаю, – Зубов приложил руку к сердцу. – Но вы и меня поймите. Вот дали мне задание про вас написать, а вы мне такого наговорили, что в жизни никто в печать не пропустит. А что пропустят – я знаю, не первый раз про «афганцев» пишу. Вот я вам предлагаю свою схему, а вы упираетесь.
– Жора, – Гешка повернулся к окну. – Может быть, ты что-нибудь о себе расскажешь?
– Нет, уволь, – коротко ответил Жора и закрыл лицо журналом.
Абдуллаев спал или же притворялся спящим.
– Нет, мне нужны только вы, товарищ Ростовцев. – Лейтенант даже вспотел, перелистывая свой блокнот. – Еще один вопросик. О чем вы думали, когда вели неравный бой с душманами?
Гешка вздохнул, опустил глаза. Он почувствовал, что сильно устал.
– Ну, вспомнили? – спросил Зубов, будто моля о пощаде.
– Я думал о том, – выдохнул Гешка, – что человек рождается для долга, и в этом высший смысл его жизни.
– Так, – кивнул Зубов и стал быстро записывать Гешкины слова в блокнот. – И в этом… высший…
– Смысл его жизни, – подсказал Гешка, ложась на койку.
– Смысл его жизни, – повторил Зубов и поставил точку. – Отлично получается. Если вы не возражаете, этими словами мы и закончим очерк.
– Не возражаю, – ответил Гешка.
– Я напишу очерк, но перед тем как засылать его в набор, покажу вам. Хорошо?
Гешка скривил рот:
– Да можете не показывать.
