молодой человек с льдистым взглядом и холодной арийской ковки ликом при полном комплекте воинских атрибутов большого бизнеса, от сверкающих лат идеального костюма до обоюдоострого вечного пера. Бог войны. Арес. И тут же очередной рукописный осеняющий слоган, цитата, вспомнил Вадим, из какого-то японца: БИЗНЕС – ЭТО ВОЙНА.
Следующий. БРОКЕРЫ и АНАЛИТИКИ. “Быстрое и точное исполнение поручений, прямой доступ к рынку”. Кучерявый гибкий вьюнош с сотовым телефоном у правого уха и трубкой телефона обычного в левой руке, на столе – подключенный к Интернету лэп-топ, какие-то провода и антенны. Гермес. Вестник. Поставщик информации. Бог связи.
И – последний. КОМАНДА ПРОФЕССИОНАЛОВ РАБОТАЕТ НА БИС. Все сразу: богиня любви, грозный Марс-воитель, шустрый телефонизированный обладатель крылатых сандалий, и над ними – всеведущий, всевластный, страшный иноверцам, но неизменно доброжелательный к Клиентам Зевес. Пантеон.
Жуткая догадка высоковольтно полыхнула в мерно покачивающейся Вадимовой голове. Они – и гражданин очкастый начальник, и олежеки всех мастей, и художник, и верстаки с макетировщиками, и даже он, Вадим, – сами того не ведая, служили анонимным закадровым божествам. Возносили молитвы и принимали жертвы, полагая, что занимаются промоушеном, пиаром, консалтингом, эдвертайзингом и рерайтом. Он вспомнил, как сочинял этот буклет, хряпнув стакан бренди, дабы снять оцепенение перед Первым Большим Заданием, переключить себя в режим боевого амока. Вспомнил, как в какой-то момент на него и впрямь снизошло неведомого происхождения воодушевление, и он, воспрянув, за два часа вколотил в клавиатуру полную концепцию БРОКЕРСКОГО ИНВЕСТИЦИОННОГО СЧЕТА REX.
Никаких сомнений. Он был ведом чужой целеустремленной волей. Он был медиум, посредник. Недоброе дремучее слово “одержимость” пришло Вадиму на ум. В этот момент автобус, облегченно скрипя, причалил к навесу конечной. Вадима подняло и вынесло наружу.
Снег перестал. Припозднившееся солнце спешно довершало праздничный декор. Страшный буклет Вадим, суеверно сплюнув налево, скормил первой же урне. В конце концов, подумал он, что-то такое я где- то недавно читал. А измышления модных романов не могут быть правдой.
– Кто?
– Ало, Лада... Это Вадим, Аплетаев, из пресс... от Эдуард Валерьича.
Некоторое время домофон молчал и недобро электрически потрескивал.
– А, – разадалось потом. В тоне Вадиму почудилась не то досада, не то усталое отвращение. – Щас, – еще короткая пауза, и – не сразу понятное: – Четвертый. Двадцать семь.
Домофон всхрапнул и умер обратно. Вадим непонимающе подождал. Потолкал дверь. Заперто. Оглянулся. С противоположной стороны противоестественно чистого двора-колодца на него подозрительно глядела ретро-дама в бордовом кашемире с диковинным объектом микробиологии на замшевом поводке. Вадим показал им обоим оттопыренный средний палец. У двери тотчас же клацнуло внутри.
Дом был старый, но, как и весь квартал доходных домов начала века, подвергся наружному косметическому ремонту и внутренней хирургической терапии, глубокому еврошунтированию. Теперь здесь были элитные квартиры для тех, кому еще не по карману юрмальские коттеджи в дюнной зоне, но уже решительно невместно жить в сирых спальных районах. Старомодный, отделанный изнутри каким-то-там деревом лифт с мелодичным позвякиванием обстоятельно транспортировал социально чуждое содержимое на четвертый этаж. Двадцать седьмая.
Все люди в мире делятся на две категории, говаривал Клинт Иствуд: одни стоят с петлей на шее, у других в руках револьвер. Все люди в мире делятся на две категории, перефразировал Виктор Цой: одни сидят на трубе, другим нужны деньги. Вадим был согласен с обоими. От себя же мог добавить, что все люди в мире делятся на две категории еще как минимум по одному признаку.
Одни беспрестанно изощряются и ухищряются, приобретают дорогие вещи, сгоняют лишний вес и наращивают рельеф в тренажерных залах, отсасывают жирок и подкачивают силикон у пластических хирургов, грамотно применяют подчеркивающую и камуфлирующую раскраску, путем регулярного аутотренинга пытаются придать выражению лица и осанке должную победительную уверенность, – и все равно с превеликим трудом добиваются (если добиваются!) желаемого: отформатировать свою несовершенную плоть под ТОВАРНЫЙ ВИД. Привлекательное состояние внешней оболочки, убеждающее окружающих в том, что товар этот можно, нужно и должно купить. Другие могут курить, пить бесперечь, не соблюдать диету, поглощая мучное, сладкое, острое в раблезианских количествах, носить что попало и полагать утреннюю гимнастику дьявольским изобретением, – и при этом в любом виде и прикиде выглядят как отснятые профессиональными фотографами предметы из каталога “Неккерман”. И любой изъян в и на них глядится особо тонкой придумкой дизайнеров, стилистов и визажистов, таким способом еще поднимающих и без того впечатляющую цену товара.
Когда Вадим был с сильного бодуна, от него шарахались дети и домашние животные, менты же, напротив, выказывали нездоровый интерес.
Девушка Лада, постоянная и официальная эскорт-давалка президента крупнейшего банка REX, с убойной (и поднаторевшему в этом жанре Вадиму совершенно очевидной) похмелюги – все равно выглядела даже не как неккермановский объект, а как обложка “Вога” или “Космо”. Именно сейчас Вадиму стала окончательно понятна природа пленки, отделявшей лично Ладу от прочей Вселенной. Это был уже не тонкий, легкий на разрыв целлофан, в который приличные супермаркеты пакуют экзотические фрукты вроде январской клубники; а плотный полиэтилен, от рождения герметично облекающий кажный экземпляр наиболее престижных журналов.
Впустив Вадима в спортзальных масштабов холл и не удостоив вообще ни единым взглядом, Обложка молча развернулась и на подламывающихся подразумеваемой длины ногах уковыляла в ориентально оформленные квартирные недра. Пропала за углом. Вадим подумал, независимо пожал плечами, оторвал для шага правую подошву от пола. И аккуратно поставил на место. С ботинка черной жижей стекал тающий снег. Изысканно простой пол был выложен из некрашеных, лишь проолифенных янтарно мерцающих досок. Вадим и сам затруднился бы определить, что лежало в основе удержавшего его на месте инстинкта: воспитание, субординация или эстетика.
Из-за угла донеслось невнятное нецензурное бормотание. Что-то упало. Вадим помялся еще чуть, мысленно плюнул и поперся на звук, оставляя на нежном янтаре глумливые жирные кляксы.
Лада стояла к нему подразумеваемой формы задницей, оконтуренной черной тушью шелкового кимоно, нагнувшись и по пояс погрузившись в стену. Вадим моргнул. Бар. Ласковая подсветка дробилась на гранях и выгибалась на округлостях штучных фунфырей, вязла в рыжем коньячном бархате и соломенном вискарном твиде.
Побрякивали разгребаемые бутылки.
– Э-э, – сказал Вадим.
Она обернулась, не успев смахнуть с подразумеваемых достоинств лица выражения острейшей брезгливости.
– Вот блядство, – обратилась Обложка к Вадиму. – Одно крепкое.
И, вновь утратив к этому неурочному пришлецу из внешних пределов малейшую тень интереса, обогнула его, чуть задев подразумеваемой хрупкости плечиком, и скрылась на кухне. Вадим, зверея, последовал.
Теребя нижнюю губу (подразумеваемой пухлости и яркости), Лада покачивалась перед разверстым эпическим рефриджерейтором. Брезгливость на Обложкиной физиономии сменялась смертной безнадегой. Вдруг Лада птичьим движением изъяла с полки темно-бурую емкость, на лице ее, как язычок зажигалки, вспыхнула и погасла мимолетная надежда. Емкость разочарованно шмякнулась о плитку и целенаправленно покатилась к Вадимовым ногам. “Пряный соус соя”. Обложка бессмысленно проследила путь пряного соуса. Запнулась на ботинках. Вскарабкалась взглядом выше.
– Упс, – она безрезультатно попыталась сфокусировать взгляд.
– Слушай... Ты... У тебя пива нету? Обалдевшего Вадима хватило только на то, чтобы молча помотать головой.
– Хуево, – резюмировала Лада, вороша и без того растрепанную густую гриву редкого, как магический зверь единорог, существа, именуемого “натуральная блондинка”. – Ты... э... за пивком сходи, а?
Это было хамство той концентрации, которая нечувствительно переходит в агрегатное состояние благородного абсурда.
Подчиняясь его властной кафкианской силе, Вадим тихо и безропотно пересек холл, лестничную клетку,
