разу в жизни не испытывал такого облегчения, как сейчас...
Я не меньше часа проторчал в душе, голышом нырнул в койку... Мне показалось, не успел уснуть – как был разбужен стуком в дверь. Хотя глаза я открыл в ночную темень, слегка разбавленную уличными огнями... Стук повторился – требовательный. Я знал, в чем дело еще до того, как мужским голосом было произнесено «полис».
Сообщила-таки тетка. Вот тебе и вся «флема кастильяна»...
Я не испытал никаких эмоций. Не сразу нашел выключатель, зажмурился от света. Кашляя, прошлепал без спешки босиком в ванную, сморкнулся в биде, с отвращением поднял с плитки и натянул изгвазданные джинсы, подцепил пальцем вонючую майку и, зевая опухшими челюстями, поперся открывать.
За дверью стояли двое невысоких черноволосых мужичков. Они оглядели меня с откровенным интересом, предъявили удостоверения и потребовали документы. «Ноу», – говорю (мне было абсолютно все равно, что отвечать). Мужики – точнее, один из них, неважно, но доступно изъяснявшийся по-английски, – уведомил, что в таком случае я задержан для выяснения личности. Ни строгости к потенциальному преступнику, ни ревностности в исполнении долга в них и близко не было. С особенным интересом оба косились на мои запястья.
– Уот’с йор нэйм? Я закашлялся:
– Ларри Эдж.
Работать ночью кто же любит, кроме киноманьяков; испанские менты – не исключение: по прибытии в здешнюю предвариловку они без энтузиазма описали изъятое (хотя два моих паспорта пробудили в кабальерос некоторый интерес), сфотографировали меня во всей красе, дактилоскопировали, допросили – точнее, попытались, потому что на вопросы я отвечать отказался (прежде чем что-то говорить, следовало обмозговать – что именно, а на это я был по-прежнему неспособен), удивили либерализмом и человеколюбием, поделившись парой растворимых противопростудных таблеток, да и отправили подобру- поздорову в камеру, где уже имел место один довольно обтерханный правонарушитель, не понимающий по-английски.
В ментовке мне, между прочим, уже приходилось чалиться – причем в российской. (Сходил, понимаешь, с девицей в кабак. В тот кабак, где, как выяснилось, предыдущим вечером нажравшийся до соплей мент потерял табельное оружие. То есть гулял этот мусор во многих шалманах – и теперь места его боевой славы по очереди обходило целое ментовское подразделение...
Всех посетителей и персонал независимо от пола и возраста выставили вдоль стенки, половину отмудохали и в наручниках отвезли в участок. Где еще раз отмудохали, пообещали искалечить, отпетушить мнэ-э... руками рецидивистов и в два счета сшить дело лет на восемь минимум...) Так что и на нарах я отдыхал, и что такое «ласточка» узнал на собственных суставах (это когда тебе сковывают сзади обе щиколотки вместе с обоими запястьями). Здешние же порядки на подобном фоне выглядели сугубо санаторными...
Остаток ночи, вопреки собственным ожиданиям и порядку вещей, я продрых сном праведника. В середине следующего дня был допрошен вторично, уже другим ментом: относительно молодой, длинный, неприветливого вида тип по имени Альваро (фамилию я не запомнил) явил некоторую агрессивность – тоже, впрочем, безрезультатно. Мне было объявлено, что я арестован по обвинению в нарушении визового режима и использовании поддельных документов. Я понимал, что это только начало, и пока на всякий случай держался в глухой несознанке.
Продолжения долго ждать не пришлось: тем же вечером, уже довольно поздно, меня снова сдернули с нар и отконвоировали в знакомый прокуренный кабинет, где находилось несколько человек в форме и в штатском, включая все того же Альваро – сделавшегося, по-моему, еще более злобным, а также крепкого лысого мужика между сорока и пятьюдесятью с непроницаемым лицом и в хорошем костюме. Без галстука. Лысый привлек мое внимание тем, что, во-первых, он, единственный из всех тут, стоял, во-вторых, сразу внимательно на меня посмотрел: без выражения, но тем взглядом, за которым ничего хорошего для рассматриваемого обычно не следует. В молчании и позах присутствующих еще улавливалось послевкусие некоего спора, не завершившегося к взаимному удовлетворению – и по угрюмости Альваро можно было догадаться, что неудовлетворенным остался как раз он. На столе перед ним лежали некие документы, на которые мент не без раздражения косился.
Почти не глядя на меня и назвав меня Юрием Касимовым, Альваро пояснил, что, поскольку я идентифицирован как лицо, находящееся в международном розыске по подозрению в соучастии в убийстве, совершенном на территории Италии, я поступаю в распоряжение присутствующего здесь представителя итальянских правоохранительных органов господина Тонино Альто. Мы с лысым вторично посмотрели друг на друга – и опять его лицо абсолютно ничего не выразило.
Уж не знаю, чего я ожидал, но, когда испанский мент, проводивший нас с Альто до дежурки, поручкался на выходе с итальянцем, оставив меня в единоличное его распоряжение, я несколько удивился. Просто у них это, думаю. Еще больше я удивился, когда Альто, подойдя к своей «ауди», открыл мне переднюю дверь (я, естественно, был в наручниках), пропуская на соседнее с водительским место.
Сел сам, пристегнулся, тронулся, вписался в траффик (машин тут, в центре, было еще полно).
– Что это с вами? – спросил по-английски без заметного акцента, показав пальцем на свое лицо.
– Несчастный случай, – говорю. Я, естественно, решил пока воздержаться от подробностей.
– Это не они? – неопределенное движение головой – в адрес испанских ментов.
– Нет...
– Кто вас похищал? – осведомился он через некоторое время.
– Вам Сергей сказал?
– Он связался со мной позавчера, сказал, что было два звонка. Первый раз якобы некто на очень плохом английском с сильным, каким-то восточным акцентом сказал, что вы находитесь «у них в руках» и они требуют за вас выкуп. В противном случае вам отрежут голову. Во второй раз якобы вы сами это подтвердили. Похититель обещал звонить еще – и больше не объявлялся.
– Я убежал, – говорю.
– Так кто это был?
– Это официальный допрос? Он хмыкнул:
– Разумеется, нет.
Мы вырулили на какую-то большую прямую улицу и теперь удалялись от центра – в аэропорт?
– Официального допроса я вам в скором времени не обещаю, – после паузы, словно обдумав что-то, сказал Альто.
Я покосился на него заплывшим глазом.
– Я работаю в S. I. S. Dе, – медленно произнес он после новой паузы. – Это одна из двух главных итальянских спецслужб... грубо говоря, вроде ФБР или вашей русской ФСБ... Но в данной ситуации и в данный момент вы имеете в моем лице дело не с ней... вообще не с какой-либо структурой... – Альто посмотрел на меня. – Сейчас вы имеете дело со мной лично. Вот в чем я хотел бы вас убедить...
Я молчал. Во мне уже ничто не отзывалось на очередные сюрпризы.
– ... И еще мне хотелось бы, чтобы вы поверили, что в данный момент и в данной ситуации (он повторил с нажимом) наши с вами – лично ваши и лично мои (еще один нажим) – интересы в известной мере совпадают.
Мы были уже фактически за городом. Альто разгонялся по левой полосе. (В каком он, интересно, звании? Пожалуй, на полковника потянет. Чувствуется в нем известная барственность...)
– ... Я не знаю, что происходило с вами в последние три недели. Но знаю – со слов Сергея, – что было до этого. В частности, про то, как вас пытались убить в Лондоне вместе с Артуром Беляниным... – взгляд на меня, – если, конечно, по электронной почте вы написали Сергею правду...
– Правду, правду...
– В таком случае могу вас уведомить, что в вашем физическом устранении заинтересована некая весьма – весьма! – влиятельная сила, рассматривающая вас как нежелательного свидетеля.
Мы посмотрели друг на друга. Я отвернулся. В раздробленном свете фар отброшенные «дворниками» струйки разбегались по стеклу горизонтально и даже чуть вверх.
– ... Но именно в этом же качестве – как в свидетеле – в вас заинтересован я. Лично я, Тонино Альто. Причем именно в живом и здравствующем свидетеле. И хотя я – повторяю – действую сейчас не в интересах
