– Олежка, открой.
На утро как будто полегчало, и он лежал в постели и с затаенным любопытством наблюдал, как Лена расчесывала у зеркала Настю.
– Видишь, папу разбудили. Что ты не спишь? Спи. Рано еще совсем. Опаздываем в садик, – спохватилась она, глянув на будильник, заторопилась.
Он заснул и проспал с час. Лена вернулась домой после детского сада и магазинов, готовила на кухне. Она стояла к нему спиной, и он чувствовал, что она боится той минуты, когда закипит чайник и будут готовы бутерброды, и придется повернуться к столу, и поставить чашки и тарелки, и налить чай, сначала из заварочного, затем добавить кипяток, и после придется поднять глаза, и заговорить о том, что случилось ночью, о страшном приступе…
А однажды Лена повела Настюшу в детский сад, а когда вернулась, Олег катался по полу, сжав голову руками, и громко стонал.
– Уйди! – закричал он. – Уйди!
Лена плакала, но не уходила.
– Уйди! Уй-ди-и-и!
Что же такое происходило с ее любимым Олежкой? Что же такое страшное творилось с ним? Что за боль жила в нем, отдаваясь наружу стонами, лихорадкой, метаниями, дрожью, сдавленным криком?
Шарагин проспал до вечерних новостей. Проснулся разбитый, подавленный.
– Иди скорей! Афганистан показывают, – крикнула Лена. Олег курил на лестничной клетке. – Скорей- скорей!
С хрипотцой в голосе вещал мордастый корреспондент об интернациональной помощи и вылазках бандформирований.
– Словоблуд! – Шарагин не стал слушать, ушел.
Заварочный чайник выскользнул из рук, разбился. Вбежала Лена:
– Мой любимый чайник.
– Только без вздохов! Ничего страшного! Новый купим!
– У тебя на все один ответ: купим, ничего страшного! Так скоро и денег не останется! Где ж ты такой купишь?
Олег не ответил, хлопнул дверью. Вернулся после полуночи, выпивший, хмурый. Принял душ, быстро уснул.
– Подъем! Две минуты на сборы! – на пороге стоял Женька Чистяков. – Едем на охоту. Машина внизу ждет.
– Какой из меня охотник?
– Что ты, как баба, ломаешься!
Лена закивала Женьке, мол, молодец!
– Не выспался, – но в голосе Шарагина категоричных ноток не слышалось. – Предупредил бы хоть заранее, – нехотя, Олег поплелся одеваться.
– Папа, ты куда?
– На охоту.
– А я?
Олег подумал, решил:
– Поехали.
Лена снова закивала:
– Сейчас соберу. Иди скорей свитер одень. И шерстяные носки! – девочка побежала в комнату.
– Нет, – скривил лицо Женька, – я тебя умоляю! Только без детей.
– Тогда не поеду.
– Что она там будет делать?
– Мы будем гулять в лесу.
– Э-э-э… Черт с тобой! – сдался Женька.
Охотники предупредили Настю: вести себя тихо! Потому что, сказали серьезные дяди, на зайца охотиться дело непростое, можно зверюшку запросто спугнуть. Наслушалась по пути девочка заядлых охотников, и очень переживала, сидя у папы на коленях, прижималась к нему, и шептала на ушко: «Плавда, ты не будешь зайку убивать?», особенно когда хвастались дяди, кто каких зверей подстрелил. Пожалела Настюша зайчиков, и лосей, и волков, и лисичек, и кабанов, и птичек. Потому-то, как только приехали в лес, отбежала она от машины и закричала громко-громко: «Зайка, беги! Зайка, беги отсюда, сколей!»
Как же не хватало Шарагину все это время русского леса! Осанистых березок, запрятанных от чужих глаз полянок, поросших мхом пеньков… Русского воздуха ему не хватало! Русского духа! Русского простора!
