трясло.
— Нет, нет, я совсем не это имел в виду!
Я умолял ее простить меня, успокоиться, но ее оцепенение не проходило, на лице застыло выражение ужаса.
— Стелла! Стелла, дорогая! — умоляла ее сестра. — Не смотрите так!
— Вы должны поклясться мне, слышите, поклясться, — проговорила Стелла, — что никогда не допустите экзорсизма!
Нельзя было оставлять ее во власти страха.
— Обещаю, — сказал я, — что никогда не прибегну к нему без вашего согласия.
— Если вы это сделаете, — проговорила Стелла тихо, — я, наверно, сойду с ума.
— Вы должны верить Родди, — вмешалась Памела.
Стелла уже не владела собой.
— Да, да, я верю ему… Ох, Памела…
Я вышел, чтобы приготовить машину, оставив Стеллу рыдающей на руках у Памелы.
Памела не поехала с нами, и мы молчали, пока впереди не показался Уилмкот. Тут я замедлил ход.
— Вы должны простить меня, Стелла. Я ведь не о себе думаю.
Она тихо ответила:
— Я знаю.
— Вы считаете меня жестоким?
— Всю жизнь я тосковала по своей матери, и вот она пришла ко мне, а вы нас разлучаете.
— Стелла, это ужасно…
— Но это еще не самое плохое, — продолжала она напряженно. — Моя мать несчастна. Она не может обрести покой, она чего-то хочет и, наверно, я могу ей помочь. Я верю что так и есть. И я должна это выяснить, должна! Я готова на все, только бы она успокоилась.
При ее словах у меня оборвалось сердце. Такая безрассудная детская смелость, такая преданность! И кому? Привидению?
— Послушайте, — начал я. — Для меня это имеет такое же значение, как и для вас: сейчас вы мне не поверите, и я не могу заставить вас со мной согласиться, пока вы в таком состоянии. Больше я ничего не буду говорить. Но я хочу, чтобы «Утес» стал безопасным для вас, Стелла, хоть это вы понимаете? Я хочу сделать так, чтобы вы снова могли приходить туда. Если в нем действительно живет дух вашей матери — дух добрый, ласковый, любящий, — если бояться нечего, то вы сможете приходить. Но сначала мы должны в этом убедиться. Постарайтесь набраться терпения. Дайте мне время.
Лицо у нее было суровое.
— Не знаю, смогу ли я ждать, — ответила она. — По-моему, ждать нельзя.
Мы приехали в Уилмкот. Я остановил машину.
— Я сделаю все возможное, — заверил я Стеллу. — А пока, пожалуйста, не забывайте нас. Приходите купаться с Памелой, ладно? Придете?
Она покачала головой:
— Я подожду, пока мне можно будет приходить в дом.
Мне стало обидно.
— Выходит, вас интересует только наш дом, Стелла, а не мы?
У нее задрожали губы.
— Не заставляйте меня плакать, — прошептала она и поспешила к дверям.
Дверь открыл капитан; он пристально посмотрел на Стеллу, что-то тихо сказал ей, потом подождал, пока войду в дом я.
Капитан постарел. Когда он стоял у камина в своем кабинете, он выглядел смертельно усталым. Я доложил ему, что Стелла вполне здорова, она провела спокойную ночь, и подробно рассказал, как мы нашли ее лежащей без чувств на лестничной площадке.
Голос у него был холоден как лед:
— А где видела призрак ваша служанка? Что она говорит?
— Наша служанка — старая суеверная женщина, — ответил я и объяснил: — Я думаю, что Лиззи почувствовала на себе действительно странную атмосферу дома, но вообразила при этом, что перед ней призрак.
Капитан внимательно слушал. Я видел, что он был бы рад принять мою теорию, но не может.
— Что вы имеете в виду, когда говорите о странной атмосфере? — спросил он.
— Я имею в виду, — стараясь выражаться как можно точнее, стал объяснять я, — определенное состояние, насыщенное эмоциями или связанное с событиями из прошлого, которое может вызывать галлюцинации и чувство страха.
Капитан слушал меня, и у него каменело лицо. Он даже не предложил мне сесть.
— Вы, должны помнить, — сказал он холодно, — что я намекал вам на такую возможность.
— Я ценю это.
— Сожалею, что у вас возникли осложнения.
— Мы уверены, что если бы удалось докопаться до причин этих осложнений, мы могли бы найти какой-то способ положить им конец — так, по крайней мере, считает моя сестра.
У него сверкнули глаза.
— Вашей сестре лучше в это не вмешиваться! — сказал он резко, потом опомнился и извинился. — Боюсь, — добавил он, — вы убедитесь, что вам придется привыкнуть к этой «атмосфере». Надеюсь, она не будет опасна ни для вас, ни для ваших друзей.
Это замечание насчет Памелы привело меня в ярость, ведь, в конце концов, это наш дом.
— Мне кажется, вам следовало бы помочь нам, чем можно, — раздраженно ответил я.
— Я ничем не могу вам помочь.
Я с горячностью запротестовал:
— Но в одной из комнат вообще жить нельзя. Наша приятельница была там так угнетена, что заболела. Наша служанка испытала на лестнице настоящее потрясение, да и сам я пережил там крайне неприятные ощущения. — Я поперхнулся, предвидя, что последует дальше. И поделом мне.
Голос капитана дрожал от гнева:
— И зная все это, вы и ваша сестра все-таки презрели мой авторитет, пренебрегли моим мнением и вынудили Стеллу посетить «Утес».
Мне нечего было сказать в свое оправдание.
— Мы считали, что все это кончилось, — ответил я, но мои слова прозвучали малоубедительно. — А сегодня сказали Стелле, что, пока обстановка в доме не наладится, ей не следует приходить.
— Отныне и навсегда об этом и речи быть не может, — ответил он. — Моя внучка уезжает за границу.
Голос его был так же холоден, как и лицо — каменное, безжизненное. Мне дали понять, что пора уходить. Мы чопорно раскланялись, и я удалился. Стелла не пришла попрощаться.
Приехав домой, я оставил машину в подъездной аллее и поднялся на холм; мне открылся мой любимый вид: безграничные просторы моря и вересковых пустошей всегда успокаивали мятущиеся мысли, но сейчас Я не почувствовал облегчения. Я любил Стеллу, но причинил ей вред, может статься непоправимый. Моя любовь была столь простой и естественной, что никак не вписывалась в громыхающую неразбериху нашей цивилизованной жизни. Она была связана корнями с вечной, никогда не меняющейся природой и всем, что есть неизменного в душе человека. И при этом я лишил Стеллу покоя! Что теперь делать? Еще вчера я был убежден, что сумею заставить Стеллу полюбить меня воображал, что открою перед ней такое счастливое будущее, о каком она и мечтать не могла, а сегодня я стал ее врагом, и скоро она будет для меня недосягаемой «Моя внучка уезжает за границу!»
Я застал Памелу в гостиной, она читала объемистое письмо, написанное на тонкой бумаге.
— Отчет Несты за последние месяцы, — сказала она со слабой улыбкой и положила письмо на стол.
С лестницы доносился тихий плач Лиззи. Она подметала и всхлипывала в такт движениям щетки.
