Значит, объяснение с Памелой довело ее до слез. Ну что ж, Лиззи причинила нам много хлопот.
Я рассказал Памеле, что оставил Стеллу в глубоком горе, что она решила больше не видеться с нами, пока мы не разрешим ей бывать в «Утесе», передал свой разговор с капитаном Памела расстроилась.
— Он отправит ее назад в эту школу, — сокрушалась она. — Ей же предлагали остаться там не то воспитательницей, не то учительницей. Неужели она вернется в эту тюрьму? И ни одной родной души рядом.
Я сел на диван возле окна, терзаемый самым бесплодным из всех терзаний — угрызениями совести. Чем дальше от нас окажется Стелла, тем лучше для нее — так мне казалось в ту минуту.
— Это ее погубит, — продолжала Памела.
— Едва ли скорей, чем наши старания, — ответил я с горечью. — Капитан прав, что отсылает ее, и вообще, он во всем оказался прав.
Памела покачала головой.
— Разве ее отъезд поможет при том, что она пережила? При том, как она захвачена своей мечтой о матери? Она ведь ничего не забудет. Она будет страдать, чахнуть и заболеет Родди, мы не должны допускать, чтобы она уехала.
Я обрушился на Памелу, но по существу, на самого себя.
— Ради Бога, — кричал я, — перестань считать себя ангелом-хранителем Стеллы! Это не так! Мы с тобой только и делаем, что портим ей жизнь ради собственного удовольствия! Оставь ее в покое хоть теперь!
Молчание длилось долго, достаточно долго, чтобы я мог оценить безобразную несправедливость моих слов. Как теперь поступит Памела? Обычно она не спускает грубость, но никогда не грубит в ответ — просто тон у нее меняется.
— У нас есть еще одна возможность, — сказала она сдержанно. — Мы можем оставить этот дом.
— И куда денемся? На что будем жить? И вообще, чему это поможет?
— Обо мне можешь не беспокоиться. На, прочти. Последнюю страницу.
Она протянула мне письмо Несты. Пробежав глазами рассуждения о почве, луковицах и удобрениях, я наконец добрался до следующего:
«Если сможешь вырваться на три месяца, приезжай, составишь мне компанию. Работать придется много, но себя прокормишь. Я все время жалею, что наш план хозяйничать вместе сорвался, и действительно буду рада — приезжай, когда захочешь. И мама будет довольна. Кроме того, у тебя хорошо подвешен язык, ты не лезешь за словом в карман, так что в Дублине будешь как рыба в воде».
Я вернул Памеле письмо.
— Что ж, если не сможешь больше выносить здешнюю жизнь, у тебя всегда есть приют.
— А у тебя?
— Ну, писать пьесы можно и на чердаке.
Мы помолчали. Я слышал, как в холле тикают старинные часы. В комнате было тепло и светло от льющегося в окна солнца. По заливу плыли две яхты.
— Прости меня, Памела.
— Тебе скверно, Родди, я понимаю, — ответила она. — Хуже, чем мне. Но я не думаю, — добавила она медленно, — что было бы правильно уехать сразу. Все равно уже слишком поздно, я имею в виду Стеллу. Ее жизнь изменилась и никогда не станет такой, как прежде. По-моему, нам надо остаться и помочь ей.
Я не ответил. Несколько дней назад я уже начал красить деревянные полки в оранжерее. И сейчас, надев комбинезон, я пошел продолжать работу, оставив Памелу писать письма. Но внезапно она вошла в оранжерею и остановилась в дверях, наблюдая за мной.
— Я вот о чем подумала, — сказала она. И сразу я увидел нас детьми в Кембридже: я рассматриваю сломавшийся велосипед, а рядом Памела в гимнастическом костюме, волосы заплетены в косички. Она умудрялась всегда оказаться рядом, если со мной что-нибудь происходило. И наготове у нее всегда имелся спасительный план — плод ее уже тогда изобретательного ума. «Я вот о чем подумала», — говорила она обычно.
— Ты веришь, что Мери была в детской со Стеллой? — спросила Памела.
— Нет. Стелла приняла желаемое за действительность, — ответил я.
— Но ведь в это легко поверить, Родди, и если Мери действительно была со Стеллой, то знаешь, может быть, ей больше ничего и не нужно, может быть, она не находила покоя и бродила по дому, потому что тосковала по своему ребенку?
— Раз так, то теперь она должна успокоиться.
— Может, так и случится.
— Не очень-то на это надейся. Не думаю, что ты права. Я не верю, что рядом со Стеллой был призрак.
— Не веришь? Почему?
— Она не жаловалась на этот проклятый холод.
— Да, ты прав. Она говорила, что ей было тепло и покойно.
— А я ощущал холод, и Лиззи тоже.
— И я. Однажды.
— Вот видишь.
— Да нет, Родди, нет! Я не думаю, что Стелла спала и видела Мери во сне; я думаю, вполне вероятно все было, как она говорит, и когда она нам рассказывала, я верила ей… Послушай, Родди, — голос у нее изменился. — А вдруг в доме два призрака?
Я взглянул на нее, она вся светилась от воодушевления, я сунул кисть в скипидар и сел на ящик. Надо было подумать.
— Может быть, — ответил я и добавил: — Тем более что Мередит и при жизни был холоден как лед.
— Как змея, — поправила меня Памела. — Но Мередит умер не здесь.
— Верно.
— Значит, остаются Мери и Кармел.
— Не забывай, здесь умирали и другие.
— Да, и времена могли сместиться.
— Мне кажется, для умерших времени не существует.
— Кармел умерла здесь, без врача и без священника. Отец Энсон, конечно, служил по ней мессы…
— А ведь отец Энсон обещал прислать тебе адрес той сиделки?
— Верно! — воскликнула Памела. — И она живет в Бристоле. Давай попробуем повидаться с ней в пятницу.
— Пожалуй, можно.
— Я отправлю к отцу Энсону Лиззи с запиской. Ей это будет приятно. А то уж я слишком ее отчихвостила.
— Лиззи еще молодец, что не сбежала от нас.
— Лиззи у нас спартанка! Она тверда как скала. Вот если бы она еще не сплетничала…
— Будет сплетничать, хоть трава не расти.
— Конечно, будет.
Лиззи воспряла духом, услышав о поручении, тем более что оно было сопряжено с поездкой в местном автобусе. Она вернулась с любезной запиской от отца Эпсона, в ней он выражал глубокую озабоченность нашими делами. К записке было приложено рекомендательное письмо к мисс Холлоуэй, которая сейчас руководила лечебницей «Исцеление через гармонию» в Клифтоне. Отец Энсон просил ее принять нас в пятницу днем и писал, что мы хотели бы выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся «Утеса», и получить сведения, которые может сообщить она одна «Я был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы отнеслись к моим друзьям с полным доверием и сообщили им подробности о событиях, предшествовавших смерти миссис Мередит».
Тон письма был довольно чопорный, несвойственный отцу Энсону Мы заметили, что он не просит
