В конце марта 1962 года Фидель Кастро неожиданно распустил ОРО. Кубинцам он сказал, что в организации «слишком большое влияние» приобрели члены бывшей НСП, в ущерб представителям других революционных организаций. В своем телевизионном выступлении 26 марта 1962 года Фидель Кастро буквально обрушился на «сектантов» и лично Анибала Эскаланте, обвинив его в создании «партии политических назначенцев, у которых на все нужно было спрашивать разрешение». ОРО было преобразовано в Единую партию социалистической революции (ЕПСР), а в конце 1965 года – в коммунистическую партию Кубы. Фидель Кастро стал главой ЕПСР, уже в октябре того года насчитывавшей 45 тысяч членов и пять тысяч кандидатов.
Огромные авторитет и влияние Фиделя Кастро никогда не перерастали в культ личности. Хорошо изучив период правления Сталина, Фидель не разрешил тиражировать свои фотографии и изображения. Один из первых законов нового революционного правительства категорически запрещал воздвигать памятники, присваивать имена живущих людей улицам, городам, предприятиям. И партийная пресса, в отличие от советских изданий, не печатала нудные отчеты с заседаний, пленумов, совещаний, не восхваляла лидера страны. Фидель сразу ставил на место тех чиновников, кто пытался представить его к награде и «золотым звездам».
Его популярность и так превосходила все мыслимые пределы. Он ведь жил в гуще народа, который был готов носить его на руках. После аграрной и жилищной реформ правительство Кастро провело денежную реформу, заменив денежные знаки, напечатанные при Батисте в США и Англии, банкнотами, напечатанными в Чехословакии. Одновременно были блокированы все хранившиеся в банковских учреждениях денежные суммы, превышавшие 10 тысяч песо. В 1962 году на Кубе была введена карточная система распределения продуктов, которая, увы, существует до сих пор.
Каждая семья обзавелась продуктовыми книжками. Все население страны делилось по возрасту на пять категорий – на три детских (до 2 лет, от 2 до 7 лет, от 7 до 14 лет), на взрослых, от 14 до 65 лет, и на лиц старше 65 лет. Соответственно по количеству и видам получаемых продуктов между этими категориями существовали определенные расхождения. В 1962—1963 годах продолжалась национализация в аграрной и банковской сферах и мелком и среднем производствах. Все валютные и внешнеторговые операции, деятельность промышленных и торговых предприятий перешли под контроль государства.
Был взят курс на быстрое превращение Кубы в развитое аграрно–индустриальное государство. Главные усилия были направлены на преодоление зависимости кубинской экономики от производства сахара и от внешнего рынка. Стране пришлось затрачивать большую часть средств на оборону от внешнего врага. Фидель Кастро, с подачи советских специалистов, провозгласил, что кубинская экономика должна принять плановый характер.
Как оказалось впоследствии, и введение планирования, и ускоренный переход к индустриализации были ошибочными решениями. Но, главное, абсолютно не отвечали специфике Кубы. К тому же «программой развития» страны были не хорошо проработанные документы, а выступления Фиделя перед многотысячными толпами или в телеэфире. Еще со времен Гаванской декларации 1959 года такие собрания приобрели статус «Национальной генеральной ассамблеи».
Все было предельно просто. Фидель Кастро предлагал и призывал. Куба одобряла и исполняла. Кроме того, Фидель каждую неделю совершал марш–броски по стране, преимущественно в сельскую местность, и те инструкции и поручения, которые давались им на месте, и воспринимались местными жителями как «генеральная линия правительства». Французский агроном Рене Дюмон, который несколько раз сопровождал Фиделя Кастро в таких поездках по стране в начале 1960–х годов, не без иронии подмечал, что словно путешествует с «барином»: «У меня иногда возникало впечатление, что я объезжаю Кубу вместе с ее владельцем, показывающим его поля и пастбища, его коров, если не его людей»[467].
Таким образом, любое планирование в условиях, когда основные решения по ключевым вопросам развития экономики Кубы принимались согласно не кратко–и долгосрочным планам, а в соответствии с указаниями, директивами политического руководства страны, а конкретно Фиделя Кастро, оказывалось попросту бесполезным. В результате во второй половине 1960–х годов правительство Кубы сделало неслыханный для социалистических государств шаг. Оно отказалось от централизованного планирования, сосредоточившись только на выполнении отраслевых планов. Более того, перестал существовать государственный бюджет, который был заменен ассигнованием денежных средств на зарплату и кредитные операции. В этом отношении показательны слова Че Гевары, убежденного, что сознательность и героизм людей должны «свернуть горы»: «Мы не обосновываем наши аргументы ни статистическими фактами, ни историческим опытом. Мы имеем дело с природой субъективного характера, как будто разговаривая с ней, мы можем убедить ее»[468].
В конце 1960–х годов Фидель Кастро признает ошибочность этих экономических экспериментов и вернется к традиционным методам планирования. Но время–то будет упущено.
Но беды с планированием были еще цветочками. В начале 1960–х гораздо более серьезные проблемы таила в себе переориентация кубинской экономики на преимущественное развитие промышленности. Желание Че и Фиделя Кастро снять Кубу с «сахарной иглы» было понятным. Индустриализация стала новой «модной темой» в кубинском правительстве. В конце 1959 года Че представил целую программу развития промышленного производства на Кубе: «Всем ясно, что аграрная реформа только основа, но не более, что она ни в коем случае не самоцель и что следующая цель – индустриализация страны <…> Мы наметили (ее) первоначальные планы, направленные на создание на этом этапе главным образом промышленных предприятий, которые сэкономят нам валюту и будут производить ряд товаров, столь необходимых для нашего внутреннего потребления <…> Пока что наши главные усилия направлены на создание промышленности, которая бы заменяла импорт, и мы пришли к выводу, что наше внимание надо сосредоточить на шести или семи его направлениях. Одно из них – это топливо во всех его видах, но главная задача – поиск нефти <… > Другое фундаментальное направление – это использование всех отходов сахарного тростника, и еще одно направление – это химия, где у нас также имеются большие возможности»[469].
Все это, по примеру Советского Союза, предполагалось сделать в короткие сроки, полагаясь на отвагу, энтузиазм и чувство ответственности кубинских людей. Как оказалось, желание Че рубить с плеча и отдать безусловный приоритет промышленности было ошибочным.
Че Гевара руководил промышленностью на Кубе в течение четырех лет. За это время в стране была полностью ликвидирована частная собственность на средства производства, исчезла безработица, которая была страшным бичом дореволюционной Кубы. Тысячи кубинцев с охотой включились в социалистическое соревнование, стали передовиками производства. Но Че Гевара не добился главной своей цели – появления нового человека, победы морали над деньгами.
Эксперимент по превращению аграрной страны в индустриальную провалился по целому ряду причин: неготовность существенной части кубинцев трудиться исключительно из энтузиазма; ошибочные представления о качестве кубинской нефти, оказавшейся тягучей и перенасыщенной сероводородами, не способной конкурировать ни с арабской, ни с венесуэльской нефтью; зависимость страны от импорта, вынуждавшая ее не развиваться, а просто выживать; огромные расходы на оснащение армии оружием; постоянно накапливающиеся долги как перед развитыми, так и социалистическими странами; стихийные бедствия, по злому року судьбы обрушившиеся на Кубу в начале 1960–х.
На Кубе не были построены ни новые цеха, ни заводы, и техника, поступавшая из стран социалистического лагеря, ржавела и портилась под открытым небом. Вдобавок в некоторых случаях купленные за рубежом станки и оборудование оказывались устаревшими.
Новое правительство наступало на те же грабли, что и большевики после Октябрьской революции, развившие постулат о том, что «кухарка может управлять государством». Руководителями предприятий назначались не профессионалы, а люди, преданные делу революции и лично ее лидерам.
К чести Че Гевары, он в 1963 году признался в одном из интервью, данном иностранному журналисту: «Броситься сломя голову в индустриализацию было грубой ошибкой. Мы хотели одним махом избавиться от всего нашего импорта, выпуская готовые изделия. Мы не видели тех огромных сложностей, которые были связаны с ввозом полуфабрикатов»[470].
Ладно бы дело ограничилось только провалом индустриализации! Революционное правительство допустило серьезные перегибы в сельскохозяйственной политике. Большие площади, занятые ранее
