Я вернулся после подписания документов, назначенного на одиннадцать часов, только около часа и попросил Синтию заказать по телефону горячие сандвичи с копченой говядиной и бутылку пива «Хейнекен». Только я собрался развернуть сандвич, как вошел Фрэнк.
— Привет, техасец, — приветствовал он меня.
Я откупорил пиво.
— Как олень и антилопа провели эти дни? — спросил он.
Я откусил сандвич.
— Уверен, огромный гонорар, который мы получим за это дерьмовое завещание Мак-Кинни, оправдает затраченное на него время, — сказал он. — Пока тебя не было, звонил Лумис, он хочет, чтобы ты снова приехал к нему.
Я кивнул.
— Ты потерял дар речи? — спросил Фрэнк. — Как прошло подписание документов?
— Отлично.
— Как тебе понравились мои десять заповедей?
— Отлично.
— Знаешь, это не предмет для шуток.
— А я подумал, что это шутливые заповеди.
— Многие так думают.
— Ты многим их предлагал?
— Только тем, кто страшно нуждается в них. Большинство принимает их за шутку из-за первых двух.
— Это какие?
— «Всегда относись к леди как к проститутке» и «всегда относись к проститутке как к леди».
— А, да, — сказал я.
— Все автоматически полагают, — стал объяснять Фрэнк, — что во всех последующих заповедях леди будут заменять проституткой, а проститутку — леди. Но это не так. Другими словами, если заповедь номер пять говорит: «Никогда не старайся уложить леди в постель», это не значит «никогда не старайся уложить проститутку в постель». Она означает только то, что в ней сказано. Леди.
Я взглянул на него.
— Полагаю, ты думаешь, что если относишься к проститутке как к леди, то «никогда не старайся уложить леди в постель» означает «никогда не старайся уложить проститутку в постель». Это относится только к леди и не связано с первой заповедью. Если же в постели ты обращаешься с леди как с проституткой и не разговариваешь с ней, ты поступаешь неправильно.
— Понимаю.
— Это довольно сложно усвоить, — сказал Фрэнк, — но это вовсе не шутка.
— Я очень рад, что ты мне все объяснил.
— Ты уже проверил некоторые из них?
— Я незнаком с проститутками.
— Я тоже незнаком с проститутками, — сказал он с оскорбленным видом.
На моем столе прозвучал сигнал вызова. Это была Синтия, она сказала, что адвокат Лумис на пятом канале.
— Это Лумис, — сказал я Фрэнку и сделал глоток пива.
— Неужели ты на самом деле думаешь, что я знаком с проститутками? — Он покачал головой и вышел из конторы.
Я нажал кнопку пятого канала на телефонном распределителе.
— Приветствую вас, мистер Лумис, — поздоровался я.
— Мистер Хоуп?
— Да, сэр.
— Похоже, у нас с вами теперь два мертвых клиента, да?
— Похоже, что так.
— Это нисколько не меняет моего отношения к ситуации.
— Я и не думал, что оно изменится.
— Берилл написал завещание, по которому все, что у него было, остается его единственной дочери, женщине по имени Эстер Берилл из Нью-Орлеана, она же становится распорядителем его личного имущества. Я пытался весь день дозвониться ей. Она или целый день разговаривает по телефону, или телефон выключен или испорчен. Во всяком случае, я хочу, чтобы вы знали, я буду советовать ей то же самое, что советовал мистеру Бериллу. Ей остается собственность, конечно, и вы платите ей штраф в размере четырех тысяч плюс раскошеливаетесь на «мустанг» и пять тысяч в возмещение ущерба. Вы уже обговорили это с миссис Мак-Кинни?
— Я сказал ей об этом.
— И что она ответила?
— Она сказала, чтобы я послал вас ко всем чертям.
— Очень соответствует прекрасной леди, — сказал Лумис.
— Она такая и есть, — сказал я.
— Хорошо, вам известна наша позиция, и мы ни на дюйм не отступим от нее. Если ваш клиент сейчас согласится с ней, это избавит нас от многих трудностей. Потому что в противном случае я буду рекомендовать дочери Берилла возбудить судебное дело об имуществе, если мы не получим эту наличность.
— Я не собираюсь еще раз обращаться с этим к миссис Мак-Кинни, она уже отвергла ваше предложение.
— Пеняйте на себя, — сказал Лумис, — я позвоню вам еще, как только переговорю с дочерью Берилла.
Едва я успел положить трубку, вновь прозвучал сигнал.
— Ваша жена, шестой канал, — доложила Синтия.
— У меня нет жены.
— Сказать, что вас нет?
— Я возьму трубку, — вздохнул я и нажал кнопку.
— Мэтью? Как поживаешь?
Сиротка.
— Отлично, а как ты?
— У меня сильно слезятся глаза, это все мои аллергии.
Несомненно, Сиротка.
— Печально слышать, — сказал я.
— На днях я, возможно, уеду из Флориды.
Она знала, что не имеет права уехать на постоянное жительство в другой штат, пока Джоанне не исполнится двадцать один год, я внес это в договор о разводе. Я не попался на приманку.
— Так что ты задумала? — спросил я.
— Мэтью, мне очень неудобно просить тебя об этом, ты будешь думать, что я использую тебя в своих интересах.
Я подумал, возможно со злостью, что она получила все по договору о разводе, поэтому неважно, если она получит еще что-то просто так. А потом задумался, что за беда заставляет Сьюзен-Ведьму заклинать Сьюзен-Сиротку обратиться ко мне, чтобы испортить те короткие мгновения, которые я провожу с дочерью в конце недели. В следующие три секунды, когда это дошло до Сьюзен, я почувствовал, что понял верно.
— Мэтью, — сказала она, — я не хочу, чтобы Джоанна грустила в твоем доме весь уик-энд. Ты знаешь, как она может поступить, когда ее чего-либо лишают.
Я не знал, как она может поступить, когда ее чего-либо лишают, по моим понятиям, я никогда не отказывал ей ни в чем, кроме одного — своего присутствия в доме ее матери.
— Мэтью, — сказала она, — ты помнишь Рэт Робинсон?
