— Привет, — сказала она. — Надеюсь, вы не возражаете, что я врываюсь к вам таким образом?
— Ничего страшного, — ответил я.
— Я делала кое-какие покупки и решила зайти.
— Не хотите присесть?
— С удовольствием, — сказала она и села на стул напротив моего стола, положив ногу на ногу.
— Итак, что вы затеяли?
— Прежде всего я хочу извиниться за вечер в пятницу. За пользование бассейном, я имею в виду. И за попытку окрутить вас. Я поняла, что это был пустой номер. Вы настолько стары, что можете быть мне отцом.
От такого извинения я почувствовал себя глубоким стариком, но это, я уверен, не входило в ее намерения. Я сказал про себя, что если только я не произвел ее на свет в пятнадцатилетием возрасте, то отцом ее быть не могу. Но не стал ничего говорить.
— Это первое, — подчеркнула она. — Я в самом деле огорчена своим поведением в тот вечер.
— Ладно.
— Не будете возражать, если я закурю?
— Пожалуйста, курите.
Она порылась в сумке, нашла сигареты, вытряхнула одну из пачки и поднесла к ней фиолетовую одноразовую зажигалку. Все выдержано в одних тонах. Рука, державшая зажигалку, дрожала так же сильно, как мои руки после перепалки со Сьюзен. Она выпустила облако дыма. Я подтолкнул ей пепельницу.
— Я очень надеюсь, что меня простили, — сказала она и неожиданно улыбнулась, но так, будто оправдание было дальше всего от ее намерений. Улыбка исчезла с ее лица почти мгновенно. Это была заученная улыбка. Санни Мак-Кинни кокетка от рождения, она не могла не быть соблазнительной, даже когда приносила извинения. Я ждал. Я помнил, как Синтия подмигнула, перед тем как выйти из кабинета. Санни вытянула ноги и вновь скрестила их, только наоборот. Я все еще ждал.
— Полагаю, вы пересказали Блуму все, что я говорила в ту ночь, верно? — спросила она наконец.
— Да.
— И что он подумал?
— Он нашел это интересным.
— Что Джек крал коров у своей матери, я это имею в виду.
— Да, я понял.
— Всего лишь интересным?
— Он все еще носится с идеей, что ваш брат был замешан в торговле наркотиками.
— Нет, нет, — быстро сказала Санни, — передайте ему, что он ошибается.
Она молчала несколько минут, затягиваясь, сбрасывая пепел в пепельницу и покачивая при этом ногой. Я удивился, что она так нервничает.
— У вас все в порядке? — спросил я.
— А? А, да, конечно.
— Мне кажется, вас что-то беспокоит.
— Нет, нет. — Она покачала головой и погасила окурок. — Да, думаю, да. Беспокоит.
— Что?
— Помните, я говорила, что подслушала разговор Джека с испанцем? В октябре, помните?
— Ну и что?
— С парнем, которому он продавал коров, помните?
— Если он действительно продавал коров.
— О, конечно, — сказала она, — он это делал. Поэтому… Я подумала… допустим, этот испанский парень убил Джека? Я имею в виду, допустим, он боялся, что Джек может рассказать о нем или о чем-то еще? И он отправился туда… ну… убедиться, что Джек не будет рассказывать. Потому что, вы знаете, кража — это серьезно. Я имею в виду, что это необязательно должен был быть сам испанец. Он мог послать кого- нибудь другого убить Джека, вы понимаете, о чем я говорю?
— Ваша мать считает, что Джек знал того, кто его убил, — сказал я.
— Она так считает? — Санни вновь занервничала и полезла в сумку за новой сигаретой. — Как она… я имею в виду, как она пришла к такому выводу? — Ее рука с фиолетовой зажигалкой опять дрожала.
— В двери был глазок, — объяснил я, — он не мог впустить незнакомого.
— Возможно, у парня был ключ.
— Полиция не отрицает такую возможность.
Она затянулась сигаретой.
— Да, конечно, это вполне вероятно. Джек говорил, что в любое время управляющий впустит меня. Всегда, когда мы собирались встречаться с ним, он говорил дежурной, чтобы она впустила меня. Дала ключ, понимаете? Может быть, тот, кто убил его, знал кого-нибудь из дежурных.
— Может быть, — согласился я.
— Конечно, это возможно. — Она кивнула.
— Вы часто ходили туда? Навещать брата?
— О, время от времени. — Ее глаза расширились. — Вы думаете, это я была там в ту ночь?
— Нет, я просто…
— Я имею в виду, что Блум так думает? Это меня Джек впустил в квартиру?
— Я уверен, что Блум так не думает, и я тоже.
— Тогда почему вы спросили, часто ли я приходила туда?
— Я только хотел узнать, как близки вы были с братом.
— Близки, как большинство братьев и сестер, — сказала она. — Если Блум думает, что это я убила его, ему следует убираться в больницу для душевнобольных. Господи, разве я была бы здесь, если бы я сделала что-нибудь с…
— Я до сих пор не знаю, почему вы здесь.
— Я сказала почему: я боюсь. Я напугана, понятно?
— Почему?
— Потому что тот, кто убил моего брата, может убить меня.
— Что заставляет вас так думать?
— Я ведь слышала тот разговор по телефону, так?
— Да, но они не знали, что вы их подслушиваете?
— Вы так думаете?
— Я не знаю этого достоверно…
— И я тоже. А если они слышали щелчок в трубке? А если они слышали мое дыхание?
— Они же могли не знать, кто это был.
— Кто же еще мог быть? В доме живут только двое, мать и я. Это должна была быть одна из нас, я права?
— Предположим, они действительно знали, что их подслушивали…
— Это вполне вероятно, — сказала Санни.
— Тогда ваша мать тоже в опасности.
— Ну вот еще, я не беспокоюсь о моей матери, она достаточно взрослая, чтобы самой позаботиться о себе. Я беспокоюсь о себе, мистер Хоуп. О том, что кто-нибудь прикончит меня ножом или выстрелит из пистолета, как…
— Почему вы упомянули пистолет?
— Что? — переспросила она.
— Вашего брата убили ножом.
— Я сказала просто так, просто оружие, как дубина, топор или что-либо другое.
— Но вы упомянули именно пистолет.
— Это было первое, что пришло мне в голову. Что из того? — сказала она резко, ее светлые глаза вспыхнули.
— Я только пытаюсь…
