— Ее одежды тоже нет. — Он опять взглянул на Веронику, как бы извиняясь. — Одежды, которую она держала у меня. Единственная вещь, которая осталась, это купальник.
— В чем она была одета, когда вы видели ее в последний раз? — спросил я.
— Фиолетовые шорты, фиолетовая блузка.
— В котором часу это было?
— Когда мы уехали отсюда? Должно быть, около половины девятого утра.
— И она сказала, что собирается сделать покупки?
— Да, в городе.
— Она говорила о том, что хочет меня повидать?
— Что вы имеете в виду?
— Зайти ко мне в контору?
— Нет. А она приходила?
— Около половины второго.
— Нет, она об этом не упоминала, — сказал Кроуэл, — только о том, что собирается в магазины.
Тишина стала почти осязаемой. Назойливое стрекотанье насекомых в траве звучало как неожиданный музыкальный аккорд в фильме ужасов, предвещающий драматическую развязку.
— Ничего, — сказал я, — еще только половина десятого.
Мои слова повисли в воздухе. Насекомые продолжали свое бесконечное стрекотанье, отчего во дворике казалось еще тише.
— Может, мне следует поискать ее в городе, — проронил Кроуэл, — в тех местах, где мы обычно бывали.
— Это, конечно, хорошая идея, — подхватил я, — но думаю, что причин для тревоги все-таки нет.
Я посмотрел на него. Его глаза говорили, что причины для тревоги есть.
— Хорошо, извините за беспокойство. Я поеду поищу ее и, если найду, дам вам знать.
— Мэтью, дай ему твой номер телефона, — сказала Вероника.
Было ясно, что ее собственное беспокойство было не столь велико, чтобы удерживать ее здесь, на ранчо, всю ночь. Я нашел в бумажнике визитную карточку и на обратной стороне написал номер своего домашнего телефона.
— Ты можешь позвонить нам туда, когда найдешь ее, — сказала Вероника, — а я буду проверять, когда она появится здесь, и сообщу тебе, когда она придет домой.
Она подчеркнула слово «домой». Для Вероники домом Санни была вовсе не крохотная квартирка Кроуэла в Ньютауне. Она также выделила слово «когда». Очевидно, Вероника была меньше осведомлена о похождениях своей дочери, чем я думал. Во фразу «когда она придет домой» подсознательно был вложен смысл «если она придет домой».
— У вас есть мой телефон? — спросил Кроуэл.
— Лучше скажите мне его еще раз, — попросил я.
Я записал его на обратной стороне другой карточки и положил ее в бумажник.
— Ну вот. — Он постоял, переминаясь с ноги на ногу, еще немного. — Извините, что прервал ваш ужин. — Он неуклюже повернулся и ушел в темноту.
Немного погодя мы услышали, как отъезжает его машина, и прислушивались к шуму двигателя, пока он не замер на пути к главным воротам. Насекомые продолжали свое стрекотанье.
— Хорошо, — сказала Вероника.
— Хорошо?
— Она упаковала вещи и оставила этого подонка. Может быть, для нее еще не все потеряно. — Она улыбнулась и подошла ко мне. — Черт с ним, с ужином, — сказала она, — пусть у енотов сегодня будет праздник. — Она жадно поцеловала меня. — Ты готов идти?
Постельный разговор.
Она сказала мне, что ее серьезно беспокоит разница в возрасте между нами. Я ответил, что у нее божественное тело, интеллект компьютера, мудрость гуру и страстность фанатика. Она сказала, что если все это лесть, то я хорошо обучен сладким речам. Я ответил, что в последние две ночи узнал от нее о женщинах гораздо больше, чем за все мои тридцать восемь лет. Она сказала:
— Именно это я имела в виду, Мэтью. У нас разница в девятнадцать лет. Когда тебе будет тридцать девять?
— В феврале.
— Боже, тогда еще хуже. Мне будет пятьдесят восемь в следующем месяце.
— Лучше прямо сейчас съесть тебя, — сказал я.
— Что это значит?
— Что ты притворяешься бабушкой.
— Это волк хотел стать бабушкой.
— Этот волк здесь с тобой в постели. — Я оскалил зубы.
— Я ненавижу волшебные сказки. Я знаю, их придумывают, чтобы пугать детей. Но я хотела бы снова стать маленькой Красной Шапочкой. Уже почти одиннадцать.
Она потянулась через меня к телефону у кровати, я погладил плавный изгиб ее спины, моя рука блуждала по ее телу.
— Не тогда, когда я звоню. — Она еще раз набрала номер. — Мэтью! — предупредила она.
Она прижала трубку к уху и долго слушала, потом положила трубку и вернулась на свое место в кровати. Я заметил, что у каждого из нас есть своя любимая сторона кровати. Вероника любила правую половину.
— Настоящая проблема в том, чтобы никогда не помнить о своем возрасте.
— А если прочитать твои тайные мысли? — спросила она.
— Мы оба предпочитаем правую сторону кровати.
— Как ты думаешь, где она? Если она в самом деле уехала от него…
— Ну, этого мы не знаем.
— Но ведь она забрала всю свою одежду.
— Может быть, она отнесла ее в чистку.
— Всю сразу? — Она покачала головой. — Я хорошо выгляжу в профиль.
— Поговорим о тайных мыслях.
— Особенно с левой стороны. Поэтому я всегда располагаюсь справа. В постели.
— Ты не уступишь эту позицию? — спросил я. — Или можно договориться?
— Может быть, — сказала она. — Предложи мне что-нибудь другое.
— Как насчет должности миссионера?
— Ты знаешь каких-нибудь хороших проповедников? — спросила она и широко раскинула руки и ноги.
— Проповедям я предпочитаю практику.
— Тогда перейдем к практике.
В полночь мы все еще практиковались.
— Думаешь, мы поступаем правильно? — спросила она.
— У нас целая вечность.
— Пока однажды ночью бабушка не упадет замертво рядом с тобой.
— У бабушки вроде бы все в порядке.
— Кроме сердца, — сказала Вероника. — Бабушка потеряла свое сердце. И свою дочь, кажется, тоже. Попробую еще раз разыскать ее.
Она опять потянулась к телефону.
— Держи руки, где положено, — сказала она и стала набирать номер.
— Я только хочу погреть их.
— Ты пугаешь меня, когда так делаешь.
Она прижала трубку к уху, напряженно вслушиваясь.
