смутился. — Нам необходимо, чтобы вы поехали в морг на опознание тела, но это можно отложить до…
— Я поеду на опознание, — сказал Джефри.
— Обычно мы предпочитаем следующий…
— Я знаю Санни со дня ее рождения. Вы можете, по крайней мере, оградить миссис Мак-Кинни от еще одного тяжелого испытания…
— Я думаю, все будет нормально, — заметил Блум мягко. — Вы знаете, где находятся Добрые Самаритяне?
— Знаю.
— Завтра в девять утра не слишком рано?
— Я буду там.
— Извините за беспокойство, — промолвил Хопер, как будто полиция была здесь не для расследования убийства, а по жалобе на то, что кто-то слишком громко включает радио.
— Лучше посмотрим, как там дела, — сказал он Блуму, и они оба вышли в аллею, где сотрудники полиции еще обследовали автомобиль.
Полицейские не расходились почти до полуночи. Сейчас, когда они ушли, дом и улица казались особенно тихими. Вероника сидела в одном из барселонских кресел лицом к пустому экрану телевизора, Джефри озабоченно ждал, когда она скажет, что готова идти.
— Тебе лучше рассказать ему все, — произнесла она резко.
— Вероника…
— Скажи ему, — настаивала она.
Джефри тяжело вздохнул.
— Я бы чего-нибудь выпил. У вас найдется виски? И немного воды?
Я принес ему виски и воду, а Веронике джин с тоником, как она просила, себе я плеснул немного коньяка. Джефри глотнул свой напиток. Снаружи, с улицы, послышался шум автомобиля, и я удивился, зачем вернулась полиция. Они оцепили канатом территорию вокруг дома и установили табличку с надписью
— Если ты не хочешь… — сказала Вероника.
Джефри сделал большой глоток виски и снова вздохнул.
— Санни, — сказал он нерешительно, — Санни была у меня.
— Как это понять?
— У меня дома.
— С какого времени?
— Со вторника.
— Она оставалась у вас дома со вторника?
— Да. И ушла сегодня вечером. В половине седьмого.
Я обернулся к Веронике.
— Вы знали об этом?
— Нет, до сегодняшнего вечера. Хэм сказал об этом только по дороге сюда.
— Но вы знали уже об этом, когда Блум задавал вам вопросы?
— Да.
— И вы решили не говорить этого?
— Мы так решили, Хэм и я.
— Вы так решили? Ваша дочь мертва, полиция разыскивает…
— Наша дочь, — сказал Джефри.
— Что?
— Наша дочь, мистер Хоуп. Вероники и моя.
Теперь я слушал.
Теперь я слушал о том, что многие годы хранилось в тайне. Звездной ночью Вероника одна на ранчо, ее муж в Тампе, или в Таллахасси, или в Денвере или Бог знает где, доктор Хэмильтон Джефри пришел, чтобы вылечить больную корову, а заодно вылечить миссис Мак-Кинни от одиночества. Их связь началась в сентябре и закончилась в феврале. Короткая пора, легко приходит, легко уходит. Во всяком случае, для Джефри, который, со своей стороны, решил, что они поступают аморально и кроме всего рискованно. Джефри не знал, а Вероника не сказала ему, что она уже носила его ребенка. Позднее обследование у врача подтвердило, что идет четвертый месяц беременности. Это было в феврале, как раз тогда, когда Джефри принял свое решение. Ребенок, как потом вычислила Вероника, был зачат в ноябре, когда их роман был на вершине страсти. Несомненно, дитя любви, как нетрудно догадаться, внебрачное дитя Хэмильтона Джефри, так как Дрю Мак-Кинни большую часть того месяца провел в Далласе и не трогал жену во время нескольких коротких наездов домой.
— Если бы я знал, — сказал Джефри, — все могло бы быть иначе.
Он нуждался в поддержке, но я молчал. Что сделано, то сделано, вся вода утекла. Джефри, безусловно, был не первым и не последним страстным любовником, которые сознательно или нет оставляют беременных замужних женщин. «Я обрела равновесие — можно так сказать? — и стала преданной женой и любящей матерью, неважно, в какой последовательности». Доказательством ее верности стал второй ребенок, несомненно от Дрю — «такие же темные волосы и темные глаза, вылитый портрет». Убывающий интерес ее мужа, очевидно, вновь зажегся с рождением дочери, которую он, не задумываясь, считал своей. Джек родился через три года в конце июня, значит, страсть Дрю Мак-Кинни вновь запылала в октябре. Поздняя осень оказалась удачной порой зачатия для леди.
Не знаю, почему я разозлился, слушая все это. Возможно, я помнил, что Вероника не выразила ни малейшего горя по поводу смерти сына своего мужа, а теперь едва сдерживала рыдания, узнав о гибели девушки, отцом которой был ее любовник. Оба теперь мертвы, эти дети разных отцов. И я не мог разобраться, кого из них сильнее любила Вероника — сына мужа или дочь Хэмильтона Джефри. Меня, кроме того, раздражало их совместное решение («Так мы решили, Хэм и я») скрыть от полиции, что Санни Мак-Кинни находилась в доме Джефри последние четыре дня.
— Почему она пошла к вам? — спросил я. — Она знала, что вы ее отец?
— Нет, нет. Мы, Вероника и я, решили, что лучше скрыть это от нее.
— Поэтому вы решили, что лучше скрыть и от полиции…
— Мы не могли позволить себе открыть всю подноготную, — сказал Джефри.
Я-то знал, что все это было двадцать четыре года назад.
— Вы видели, как они сейчас обращались с Вероникой, — сказал он. — Я уверен, они все еще считают ее каким-то образом причастной к преступлению. Если бы мы сказали, что Санни была в моем доме…
— Тогда и вы могли бы стать причастным, разве не так?
— Мы оба, — уточнил он, — Вероника и я.
— Я думал, Вероника не знала, что она была там.
— Не знала! — воскликнула Вероника. — До сегодняшнего вечера.
— Вы не позвонили, чтобы сказать ему, что она пропала?
— Нет.
— Его собственная дочь? Вы не сняли телефонную трубку…
— Говорю вам, нет!
Я обратился к Джефри:
— Имела ли обыкновение Санни приходить к вам домой, когда у нее были неприятности?
— Не часто, но иногда бывало. Она считала меня своим хорошим другом.
— Хорош друг. Она пряталась от этого паскуды убийцы…
— Молодой человек, мне не нравятся такие выражения, — сказал Джефри.
— Она сказала, почему пришла к вам?
— Она была напугана. Ей нужно было побыть где-нибудь несколько дней, пока она решит, как поступить дальше.
