— Ну-ка, займитесь им, — настаивал Роулз. — Не тратьте зря время.
— Он твердит, чтобы я не тратил зря время. — Бариш повернулся к Блуму. — Когда единственное, чего у меня
— Мы были бы вам очень признательны, — вежливо сказал Блум.
Бариш вздохнул и снова ухватился за платье. Он тщательно изучал его, вывернул наизнанку, опять перевернул.
— Здесь было пятно. Видите? Такое пятно удалить полностью невозможно.
— Какое пятно? — тотчас вмешался Блум.
— Похоже, чернильное. Крошечное пятнышко, но это неважно — маленькое оно или большое. Есть пятна, которые вывести нельзя. Когда приносят вещь с таким пятном, я прикалываю к ней бумажку- уведомление, предупреждая клиента, что мы пытались вывести пятно, но пятно такого рода…
— Вы припоминаете кого-нибудь, кто пришел к вам с таким вот платьем и с чернильным пятном на нем? — спросил Роузл.
— Чернильные пятна встречаются очень часто, — сообщил Бариш. — Потому что люди все время пишут, роняют шариковые ручки, которые цепляются за платье и оставляют пятна. Обычное дело. Их невозможно удалить. Если вы посадите чернильное пятно на белую одежду, забудьте о ней. Можно ее выбросить.
— Как насчет красной одежды? — осведомился Роулз.
— То же самое. Капните чернилами на красную одежду, и — если только это не красные чернила — можно ее…
— Как насчет этой красной одежды, — упорствовал Роулз, — чернильного пятна на
— Это могло случиться сто раз в году.
— Как насчет метки? — спросил Блум. — Если вы посмотрите на метку, вы сможете сказать, когда его принесли?
— На метках нет даты, — объяснил Бариш. — Вам известно, как она работает? Сухая чистка?
— Нет, — сказал Роулз.
— Нет, — сказал Блум.
— Вы приходите сюда, спрашиваете о метках, а сами не знаете, как работает предприятие! — возмутился Бариш. — Метка — форма идентификации одежды. Не для полиции — нам нет дела до ваших проблем, — для нас. Потому что, видите ли, здесь не так уж много сухих чисток, которые сами чистят вещи. Мы делаем так: посылаем одежду в так называемый «горячий цех», их шесть или семь в Калузе. Эти горячие точки каждый день получают тысячи разных вещей из всех чисток города. Так как они распознают, откуда поступила одежда? Она ведь должна вернуться туда, откуда ее прислали, понимаете? Поэтому каждая сухая чистка в городе имеет собственную метку. Моя — «АК» — Альберт Клинерс. Есть предприятие с меткой «БГ», означает «быстрая готовность» — быстрое обслуживание. Есть и другие метки. У каждого предприятия — своя.
— А что означает «КЛБН»? — осведомился Блум.
— У меня — это имя клиента в сокращенном виде. В других местах используются цифры, но это слишком сложно. Некоторые применяют метки, которые можно увидеть только в ультрафиолетовом свете, всякие фанси-шманси. Что касается меня, то я использую несмываемые чернила. Вначале буквы «АК» — Альберт Клинерс, они сообщают горячей точке, куда вернуть одежду, а затем — имя клиента. Как, вы сказали, ваше имя? — Бариш повернулся к Блуму.
— Блум.
— О’кей. Итак, вы приносите мне одежду, я прикрепляю к ней метку с буквами «АК», а дальше что- нибудь вроде «БЛМ», сокращенное Блум. Я могу проверить по квитанции, где записано имя клиента, и установить, что кому принадлежит.
— Что же скрывается за «КЛБН»? — спросил Блум.
— Кто знает? Я вам сказал. Как только одежда выдана, я выбрасываю квитанцию.
— Попытайтесь вспомнить что-нибудь в связи с чернильным пятном, — вставил Роулз.
— Такое платье, — проворчал Бариш, — такая дешевая вещь, как эта… если бы кто-нибудь пришел еще и с чернильным пятном на ней, я бы сказал: забудьте о чистке. Порвите это, шваркните на пол, используйте для мойки полов.
— Приходил кто-нибудь, кому вы это сказали? — спросил Блум.
— Я скажу это любому, кто появится с таким платьем и с чернильным пятном на нем. Это платье… Подождите минуту…
Следователи ждали.
— Да, — сказал Бариш.
— Что — да? — осведомился Роулз.
— Она скандалила, пререкалась со мной — девица, которая принесла платье. Я предупредил, что не сумею вывести пятно, так что она может выбросить платье. Но она твердила, что это ее любимый наряд. «Если чистка не берется ликвидировать пятно, почему я должна выбросить платье?» — шумела она.
— Так вы помните ее? — спросил Роулз.
— Я помню пятно на платье и как она наскакивала на меня. Я в конце концов взял платье, но сказал: не даю никаких обещаний.
— Что вы можете сказать о самой девушке? Кто она?
— Кто знает? — Бариш развел руками. — Наверное, одна из хиппи, подобная сотням живущих неподалеку. Вы когда-нибудь замечали, что только во Флориду съезжается столько хиппи. Только здесь вы увидите длинные волосы и…
— Как ее зовут? — не отставал Роулз. — Вы помните ее имя?
— Вы хотите, чтобы я вспомнил имя клиента, который приходил, может быть, год тому назад?
— Но вы написали «КЛБН» на платье. Что это значит для вас?
— Сейчас? Год спустя? Это значит «КЛБН», вот что это значит.
— Много времени прошло с тех пор, как она принесла платье?
— Может быть, и не целый год. Но было лето. Летом здесь можно умереть от духоты. Июнь или июль. А в августе даже хуже. И сентябрь — тоже не пикник.
— Но это было в июне или в июле, правильно? — уточнил Блум.
— Примерно. Могло быть и в мае, — в прошлом году был жаркий май. Не могу сказать точно. Все, что я знаю, — это то, что платье было с чернильным пятном, — в том месте, где и сейчас, и девушка спорила со мной. Она меня вывела из терпения. Готов был застрелить ее. Ее застрелили?
— Да, — ответил Роулз.
— Где? Я не видел никакой дырки на платье. Пуля должна была оставить дырку, где она?
— В горле, — сказал Блум.
— Ну и ну. — Бариш покрутил головой.
— А потом у нее отрезали язык, — добавил Роулз.
— Не надо, пожалуйста, у меня слабый желудок. — Бариш приуныл.
— Сколько ей было лет, девушке, которая принесла платье? — спросил Блум.
— Девятнадцать? Двадцать? Кто может сказать? Для меня все, кому до тридцати, выглядят как одногодки.
— А рост?
— Пять футов восемь-девять дюймов.
— Белая? — спросил Блум.
— Да, конечно, белая.
— Какого цвета волосы?
— Блондинка. Длинные светлые волосы, до талии.
— Звучит неплохо, — заметил Роулз, поглядывая на Блума. — А какого цвета у нее глаза?
— Не помню.
— Не могли бы вы припомнить ее адрес? — полюбопытствовал Блум.
