чем у остальных китайцев, возможно, потому, что братья всегда вели себя дерзко, почти вызывающе. Они сказали — сейчас вырубить кого-то стоит по четыре тысячи зеленых каждому, то есть вся работа восемь штук. А не нравится, можешь не заказывать. Гамильтон сказал, что он не хочет, Господи сохрани, отправлять этого парня прогуляться на небеса, все, что от них требуется, — это слегка подправить ему внешность. На это близнецы сказали, что цена остается прежней — восемь штук, а если для Гамильтона дорого, то у них есть и другие клиенты. Гамильтон закатил глаза и тяжело вздохнул. Он согласился.
Чем немало их удивил. Они задумались над тем же вопросом, что и Геррера, когда Гамильтон нанял его отвезти этот полтинник: «Почему он не использует для этого своих людей? Почему он платит восемь тысяч долларов за то, с чем его собственная банда тупиц без труда справится?»
А еще их интересовало, как они смогут обернуть эту особенную ситуацию в свою пользу.
Подумав, братья выбрали следующий способ. Они встретились с указанной жертвой, с этим Хосе Доминго Геррерой, и рассказали ему, что должны отправить его к праотцам 27-го декабря, то есть через два дня после Рождества.
— На Новый год ты быть на яйцах, — сказал Зинг.
Они оба говорили по-английски как китайские повара в фильмах о временах золотой лихорадки. Правда, это не делало их менее опасными. Гадюки тоже неважно изъясняются на английском.
Геррера, который раньше размышлял, почему Гамильтон нанял его связным, теперь начал задумываться, с чего эти двое долбаных безграмотных узкоглазых вдруг рассказывают ему о планах пристукнуть его же. И догадался — они хотят денег за то, чтоб не пришибить его. Вот и сошлись два конца. А это значило, что скорее всего предполагается вариант, при котором он выкладывает им наличные, а они все равно приканчивают его. В этом городе так трудно жить!
Геррера слушал, как они ему говорили, что им надо восемь тысяч долларов, чтобы они могли забыть о некоем кратком свидании две недели назад. Геррера опять же догадался, что как раз столько им платит Гамильтон за то, чтобы они устроили на него засаду и отобрали деньги. Геррера намеревался свистнуть эти полсотни Гамильтона. И исчезнуть в ночи. Трахнуть этого проклятого жака. Но узкоглазые определенно создали для него проблему. Если они его пристукнут, то заберут полсотни и возвратят Гамильтону. И бросят остывшего Герреру в канализацию. С другой стороны, если бы он им заплатил восемь...
— Давайте заключим сделку, — сказал он, и они пожали друг другу руки.
Он так же верил этим рукопожатиям, как и их узким глазам. Но, как ни странно, тут Геррера и начал размышлять про себя по-испански над тем же, над чем братья Ба — по-китайски.
Вслух и по-английски Геррера сказал:
— Чего он на меня наезжает?
Вслух и на своем собственном английском Зинг и Занг сказали:
— Зачем она выбилать два китаеса?
Они тщательно изучили эту проблему вместе.
Стало очевидно, что на Герреру в самом деле наезжают.
В том плане, чтобы пришибить. И хотя он должен был признать, что восемь тысяч долларов совсем недурная цена за его задницу — охотников за призами в этом городе нокаутировали и по меньшим ставкам, — все еще не решался вопрос: почему? И почему пришить его должны обязательно китайцы?
Потому что...
Ладно...
Они переглянулись.
И тогда Геррера произнес:
— Потому что должна быть какая-то связь с китайцами.
— А-а, — сказал Занг.
Геррера был благодарен ему за то, что тот не сказал: «Ах, так!»
— Хотите стать партнерами? — спросил он.
Братья Ба с непроницаемым видом смотрели на него. «Долбаные узкоглазые!» — подумал он.
— Хотите войти в бизнес?
— А, биз'лиса, биз'лиса, — улыбаясь, закивал Занг.
Это они понимают. Деньги. В их головах пальцы летают над косточками счетов.
— Выясните, почему он наезжает на меня, — сказал Геррера.
Все улыбались.
Геррера догадался, что братья Ба улыбаются, потому, что, может быть, из симпатичных болванов мечтают пробиться в большие игроки. Геррера улыбался потому, что у него появилась надежда выбраться из этого города не только живым, но и богатым.
Все еще улыбаясь, они еще раз пожали друг другу руки.
Одиннадцать дней спустя близнецы пришли к нему.
Нахмуренные.
Под Новый год.
Без тени уважения к Геррере.
У них появились дурные предчувствия в связи с этим новым партнерством. Им пришлось снова увидеться с Гамильтоном, и он заплатил им задаток: половину от условленной цены за работу. А остальную часть, четыре тысячи, они получат, если доставят груз наркотиков, которые Геррера повезет через три дня.
— Тепель ми не плинесет-а денги, ми потелять денги! — кричал Занг.
— Ми теляй-а денги! — вторил ему Зинг. — Нет, нет, — терпеливо убеждал их Геррера, — мы можем
— О, да, как? — спросил Зинг.
Их интонация была такой же непонятной, как в меню китайского ресторана названия блюд на родном языке.
— Если нам удастся разузнать, — сказал Геррера, — кое-что о сделке с «дурью».
Близнецы кисло-сладко смотрели на него.
«Долбаные узкоглазые», — подумал Геррера.
— Говорил ли он что-нибудь,
— Он говолить ми говолить тебе Хенни говолить хелло.
— Хенни? — спросил Геррера.
— Хенни Шу.
А, вот в чем дело!
Он понял, что они говорили о Генри Цу.
То, что они сказали, означало: после того как они Герреру пришибут 27-го, его подкинут в банду Генри Цу, чтоб все выглядело так, будто деньги Гамильтона украли узкоглазые из большой банды Желтого Листа.
«Ах, так!» — подумал Геррера и понял, что становится настоящим уроженцем здешних мест.
Глава 15
Воскресенье — это не день для отдыха.
Но и не день для усталости.
Джейми Боннем из департамента полиции Сиэттла пытался быть спокойным и любезным, но раздражение то и дело прорывалось. Он терпеть не мог, когда ему в воскресное утро так рано звонили домой. Зато у Кареллы уже было десять утра. К тому же дело его все еще было на нуле, и звонок Кареллы напомнил Боннему об этом мрачном факте.
— Да, — отрывисто сказал он в трубку, — мы разговаривали с парнишкой Жиллеттом. Кроме того, мы поговорили с еще одним ее другом. У вас тоже положено так работать?
— Да, — мягко сказал Карелла. — И как идет проверка?
— Мы все еще разрабатываем Жиллетта.
— В смысле?
— У него нет надежного алиби на ночь убийства. — И что же он говорит, где он был?
— Читал дома книгу. Вы знаете хоть кого-нибудь, кто бы в двадцать два года сидел дома и всю ночь
