В пятнадцать лет он при дворе был паж, Но обуяла боевая блажь, И убежал он воевать с микадо. Видать, в такой попал он переплёт, Что с той поры все годы напролёт Он воевал с кем надо и не надо. Я слышал не один его рассказ О том, как в стычках с красными не раз Он попадал в смертельную засаду. Но чудом он уцелевал в бою, И даже раз за голову свою Он умудрился получить награду. Вся жизнь его похожа на роман. Не знаю — у грузин или армян Он был министром, и небесталанным. Всё это увлекательно весьма. Я верю в то, что будущий Дюма Займется этим русским д'Артаньяном. В те времена ещё Андрей Седых Ходил, как говорится, в молодых, И баловала жизнь его успехом. К нам приезжал он словно на гастроль — Короткую свою исполнит роль И исчезает весело, со смехом! Увы, журналистический микроб Не оставляет жертв своих по гроб. В кого залез он — те уже отпеты! Седых, что был когда-то балагур, Делами озабочен чересчур С тех пор, как стал хозяином газеты. Смешинка промелькнёт по временам В его глазах, напоминая нам, Что прежний в нем Седых ещё не умер. При встрече я его услышу смех, А иногда и в деловом письме Блеснёт его феодосийский юмор. Но где б ни сколотил он свой очаг — В Париже иль Нью-Йорке — он крымчак! Неистребима юность в человеке, И юношеский мир неистребим. И жив ещё в его рассказах Крым — Фонтанчик… запах кофе… чебуреки… За окнами фонарь сверкнул во мрак, На миг ударив светом в буерак, И катится автобус быстро с горки. Уже давно бы следовало спать, Но живо представляю я опять Моих друзей, оставшихся в Нью-Йорке. Сапронов Анатолий. Часто с ним За шахматами вечером сидим. (А в Питсбурге, увы, играть мне не с кем!) Уже не помню я, который год Он мне, шутя, ладью даёт вперед — И всё-таки выигрывает с блеском! Он мог бы стать гроссмейстером. Но дар Его созрел в те дни, когда разгар Военных действий всё попутал в мире. А Толя был тогда в расцвете сил, И чемпиона Чехии он бил, И в Венском он участвовал турнире. И с Толей в Гринвич Вилидж я бывал, Когда уютный шахматный привал Устроил там покойный Россолимо. Над досками склонённых сколько лиц! Пьют кофе, курят да играют блиц! И плавают над ними клубы дыма. Бывало — Россолимо подойдет. (Он был волшебник шахматных красот, И с Толей за доской они встречались.) Он только на фигуры поглядит — И самых верных жертв, атак, защит Он тут же демонстрирует анализ. Он был прекрасным шахматным бойцом —
