Добравшись до городка под названием Гримбл, Уил понял, что терпеть неудобство, которое доставляла туго перевязанная грудь, он больше не в силах, и потому не устоял перед искушением провести ночь на постоялом дворе. Конюшню для кобылицы он нашел без особых хлопот. Конюх удостоил его лишь беглого взгляда, пообещав, что даст лошади вволю воды и сена. Уил внутренне одернул себя, мол, сколько можно переживать по поводу своей внешности.
— Какую гостиницу вы бы посоветовали мне, мастер Поль? — поинтересовался он у владельца конюшни, добавив еще одну монету сверх запрошенной суммы. Эту привычку когда-то вбил в него Герин.
«Не скупись, щедро плати тому, кто будет присматривать за твоей лошадью. Кто знает, вдруг его забота в один прекрасный день спасет тебе жизнь», — говаривал наставник.
Уил распространил этот принцип на все стороны жизни. Пара лишних монет в чьей-то ладони, особенно серебра, — и человек, сам того не подозревая, связан с тобой крепкими узами благодарности. Вспомнив Герина, Уил тотчас ощутил грусть, хотя и постарался не поддаться ей.
— Лучше «Четырех перышек» вам не найти. Эль там почти не разбавляют, а жена Кидгера приготовит вам отличный бифштекс.
— Спасибо, — поблагодарил он конюха. — Увидимся завтра утром.
— Как пожелаете, сударь, — ответил тот и сразу же кинулся принести ведро, чтобы помыть замылившееся животное. Уил улыбнулся. Герин был прав. К завтрашнему утру лошадь не только отдохнет от долгой езды, но будет досыта накормлена и чисто вымыта.
С этими мыслями он отправился в город. День клонился к вечеру, и город казался каким-то полусонным, как то часто бывает ближе к закату. В это время года, стоит солнцу опуститься ниже, как тотчас становится зябко, а в воздухе чувствуется мороз. Уил стоял на главной площади Гримбла, чувствуя, как холод начинает пробирать до костей. Городок был чистый и сонный, известный лишь своими садами, в которых выращивались знаменитый на всю Моргравию миндаль и сладкая вишня. В начале лета в город стекались поденщики, чтобы помочь снимать урожай. Уил также отметил его удачное расположение — неподалеку от главного тракта, ведущего в Перлис, — летом здесь постоянно шумели ярмарки, где торговали заезжие купцы.
Но в это время года город словно вымирал, что было только на руку приезжему. Уил направился к питейному заведению под названием «Четыре перышка». На его счастье Кидгер не обратил особого внимания на бородатого чужака, который осведомился о наличии свободных комнат. Фарил при необходимости умела говорить басистым голосом, который звучал вполне по-мужски и потому не вызывал подозрений. Из ее воспоминаний Уил знал, что на отработку этого трюка у нее ушли годы. Он мысленно поблагодарил свою убийцу за приложенные старания.
Уил заплатил вперед за постой и еду. Из кухни доносились аппетитные запахи, и он тотчас понял, что проголодался.
— Это у вас так вкусно пахнет? Чем же таким вы сегодня нас угостите? — спросил он.
— Хозяйка готовит рагу из барашка. А еще у нас есть цыплята на вертеле.
Оба предложения выглядели соблазнительно.
— Мне, пожалуй, рагу, — произнес он.
— Хорошо, сударь, — ответил Кидгер. — Вам его подадут ближе к вечеру.
Уил кивнул и направился в отведенную комнату, где рухнул в постель с таким удовольствием, словно та была покрыта пуховой периной и тонким полотном, а не изношенными едва ли не до дыр простынями поверх набитого конским волосом тюфяка. Тем не менее и постель, и комната были чистыми, а из открытого окна приятно тянуло свежим ветерком. Прежде чем лечь в постель, Уил намеревался раздеться и снять повязку с груди. Вместо этого его мгновенно сморил сон. Проспал он недолго. Примерно через полчаса его разбудило звяканье кастрюль под окном, а боль в груди напомнила о том, что прежде чем уснуть, он так и не освободился от повязок. Уил попросил прислугу приготовить ванну.
— Наши городские бани тоже неплохи, сударь, — сказала неприветливого вида девица, которой он велел принести горячую воду.
Уил понял, что девушка отнюдь не в восторге оттого, что ей придется тащить наверх корыто или ведро воды, и улыбнулся, как он надеялся, вполне дружелюбно:
— Знаю, но мне не хочется никуда идти.
С этими словами он протянул девушке две кроны. По местным меркам сумма была огромная.
— Ой, сударь, вы слишком…
— Бери, они твои, но не забудь про воду.
Девица расплылась в улыбке и быстро спрятала монетки под блузку.
— Сию минуту, сударь.
Что ж, кажется, сработало, подумал Уил. Если когда-нибудь придется разгуливать в обличье Фарил, можно воспользоваться этим же трюком.
Девушка не обманула. Вскоре посреди комнаты уже стояла внушительных размеров лохань с кипятком. Кроме того, служанка прислала наверх мыло и душистое масло. Уил поблагодарил двух малых, что притащили ведра с водой и лохань. Судя по всему, двух монет, что он дал девушке, хватило на то, чтобы та наняла себе лакеев.
Когда дверь закрылась, Уил сбросил с себя одежду. Он попытался развязать полоски полотна, которыми спеленал грудь, и когда те все-таки поддались его усилиям, вздохнул с неподдельным облегчением. Посмотреть на свое новое тело он так и не решился. Вместо этого Уил капнул в воду несколько капель душистого масла, после чего, на всякий случай проверив запор на двери, залез в лохань и, согнув ноги В коленях, сел в воду, стараясь не замечать изящные очертания женских ножек.
До того как заказать себе ванну, он позаботился о том, чтобы ему также прислали фляжку вина, и теперь, нежась в теплой воде, решил попробовать его. Нет, пара лишних монет не пропала зря, потому что вино оказалось приятным на вкус. Уил закрыл глаза и отрешился от всяких мыслей. В эти минуты для него существовала только теплая ванна, в которую было так приятно погрузить чужое усталое тело. Намочив брови и бороду — оставшаяся от Фарил память подсказала ему, что клей моментально растворится — он осторожно оторвал их от кожи и положил на стоящий рядом стул вместе с париком. Сейчас для него не было на свете ничего ценнее.
Вытащив из прически шпильки, Уил распустил волосы и слегка удивился их весу. Потом смахнул с лица тяжелые волнистые пряди. Куда только подевалась его собственная непокорная рыжая шевелюра! Как, впрочем, и аккуратный хвостик Ромена! Теперь его голову, ниспадая почти до пояса, украшали темно- золотистые локоны. Он не устоял перед искушением и еще раз потрогал их — на ощупь они были как шелк. Он помнил ощущение волос Фарил — они приятно щекотали кожу, когда она склонилась над ним, якобы для того, чтобы погладить, а на самом деле, чтобы нанести смертельный удар стилетом в самое сердце. Вспомнив тот удар, он вздрогнул от ужаса: первоначальное потрясение тотчас сменилось новым кошмаром — его душа настойчиво рвалась наружу из мертвого тела Ромена, чтобы переселиться в тело убийцы.
Уил устремил взгляд на противоположную стену, возле которой стоял небольшой комод. Там также находился столик с зеркалом, которое он старался не замечать. Меньше всего ему хотелось увидеть себя в женском обличье. Довольно и того, что он решился потрогать волосы — вот и все знакомство с новым телом.
Он вновь закрыл глаза, и мысли тотчас устремились к матери Миррен — та призналась, что обманула своего мужа. Если бы только отец Миррен знал, что растит ребенка, рожденного от другого мужчины! Вспомнилось, с какой печалью в глазах Лотрин отдавал своего новорожденного сына Кайлеху, хотя тот был не его собственным ребенком, а бастардом короля. Кайлех потребовал, чтобы малютку отдали ему — король намеревался воспитать из мальчика наследника трона. Уил покачал головой и задался новым вопросом — как же все-таки Кайлех обошелся с Лотрином? Владыка гор — мстителен; не похоже, чтобы он ограничился простой казнью главнокомандующего и своего бывшего друга.
Мысли о том, какие страдания выпали на долю Лотрина, заставили Уила вспомнить Элспит и данное ей обещание вернуться в Скалистые горы и разыскать ее любимого. Интересно, где она сейчас? Удалось ли ей подружиться с Иленой? Уил пал духом, представив, как две женщины путешествуют порознь, напуганные, переживающие гибель близких людей, несчастные и неприкаянные — и все по его вине. Он не сумел защитить их. Заставил терпеть лишения и муки, самим бороться за себя — до тех пор, пока он вновь не
