ты не поправишься окончательно.
После того как Мирт и Билл ушли, Герин позволил себе осмыслить то, что ему удалось сегодня подслушать, особенно, сказанное Рашлином. Мирт и его товарищ могли не понять хитроумного намека, содержавшегося в словах безобразного лекаря, зато Герин уловил все, что нужно. Его прапрабабку — а она родилась далеко на севере, на Внешних островах, — выдали замуж (скорее, обменяли на какой-то товар, как рассказывала ему бабушка) за знатного жителя Моргравии. Хотя она и приняла новую жизнь и новые обычаи, однако не отказалась от традиций своих предков и особенно языка, которому с поистине религиозным рвением учила дочь. Та в свою очередь передала это знание своему внуку.
Герин прекрасно знал, что на древнем языке северян означало слово «галапек». Изменник, предатель. Странное имя для коня.
Он зябко поежился от сырости темницы и плотнее закутался в одеяло. На что же намекал лекарь? Неужели он имел в виду, что Кайлех назвал нового скакуна именем своего лучшего друга? Или же за этими словами кроется нечто большее?
Рашлин сказал, что Лотрин жив и находится среди них. И все же никто из этих людей — а ведь они или друзья Лотрина, или по крайней мере приближенные горного короля — уже давно не видел своего военачальника. Более того, Рашлин намекнул, что есть нечто такое, чего никто из них не способен понять. Какая же связь между конем и Лотрином?
Вскоре Герин погрузился в безрадостный сон, но, прежде чем уснуть, дал себе обещание, что завтра ночью, во время прогулки, обязательно постарается разговорить тюремщиков. Теперь и ему захотелось узнать, что же на самом деле случилось с Лотрином.
В это же самое время человек, которого чары Рашлина как в клетку заковали в телесную оболочку коня, всем своим новым, восхитительным и сильным телом пытался пробить стены стойла и сердито ржал, взывая к окружающим освободить его.
Глава 25
Нейв чувствовал поток мыслей Уила. Он уже понял, что Оживление случилось снова, так что в предыдущую ночь пес испугал своего спутника леденящим душу воем.
Смышленый Финч тотчас узнал этот вой. Точно так же пес завывал в ту ночь, когда был убит Ромен Корелди, и тогда это значило, что Уил превратился в Фарил. Так что мальчик был вынужден предположить, что Уил умер снова и снова возродился к жизни и поселился в новом теле. Он испугался, что не узнает Уила в новой телесной оболочке, однако его собственные страхи в эти минуты были столь велики, что мальчик не стал долго над этим задумываться.
Они с Нейвом сидели на краю густых зарослей на северной границе Бриавеля, известных под названием Чаща. Для тех, кто был незнаком с загадочными свойствами волшебного леса, он был обычным препятствием на пути ничего не подозревающего путника. За полосой Чащи протекал неширокий ручей, который далее вливался в главную реку Эйл. Добраться до Чащи можно было лишь по водной глади реки, носившей название Темная.
— Ты уверен, Нейв? — еще раз прошептал Финч.
Пес уткнулся носом ему в лицо — что ж, вполне красноречивый ответ. Его четвероногий друг не допустит, чтобы с ним случилось что-то плохое. Достаточно вспомнить, с какой головокружительной скоростью пес перенес его из Белупа на север Бриавеля. Финч не сомневался: Нейв прибег к магии. Впрочем, теперь он воспринимал такие вещи спокойно.
— Как ты это делаешь? — спросил он своего верного друга. Пес ответил на его вопрос умным взглядом темных блестящих глаз. — Я вот о чем. Мы с тобой свернулись калачиком и уснули в одном месте, а проснулись в другом. Неужели ты переносишь меня? — вслух удивился он, нежно почесывая Нейва. Тот даже зажмурился от удовольствия. — Или ты просто «пересылаешь» нас из одного места в другое, так же как я «переслал» ответ отцу Миррен?
Нейв продолжал довольно поскуливать. Это был его единственный ответ на размышления Финча.
— Похоже, что тянуть больше нельзя. Пора в путь, — произнес Финч, в надежде, что эта фраза придаст ему мужества. На этот раз пес слегка подтолкнул мальчика, требуя, чтобы его двуногий товарищ двинулся дальше.
— Я боюсь, — осмелился наконец признаться мальчик.
О волшебной Чаще Финч узнал от матери. Та рассказывала о ней по вечерам, когда они сидели перед пылающим очагом. Мать пугала сына зловещими рассказами о том, что случается с отважными путниками, осмелившимися оставить лодочнику свои имена перед тем, как переправиться в Глухомань. Все верно, вспомнил он, любой путник, который осмеливался проплыть по притоку реки, должен был оставить в особой книге свое имя. Именно по ней тамошние властители вели учет тем, кто пропал без вести. От этих мыслей ноги у Финча сделались ватными. А что, если и они с Нейвом сгинут здесь навсегда, и никто большие ничего о них не узнает? Догадается ли Уил, где следует искать его тело? Что тогда будет с Валентиной?
Нейв негромко зарычал, понуждая мальчика идти дальше. Сняв ремешок, который Ромен велел ему носить на запястье, Финч привязал его к ветке ближнего дерева, вознеся при этом молитву Шарру, чтобы кто-нибудь когда-нибудь заметил этот знак. И, самое главное, чтобы этим кем-то непременно был Уил, если, конечно, Уил окажется в этих краях.
Финч сделал несколько глубоких вдохов, собрал все свое мужество и решительно шагнул под своды Чащи. Над миром нависли сумерки, лес казался зловещим царством вечных теней. Мальчик сделал еще несколько шагов вперед, и у него возникло ощущение, будто он неожиданно погрузился в непроглядную вечную ночь. Неужели это игра воображения? Неужели ему только кажется, будто ветви наклоняются и тянутся к нему, желая прикоснуться к лицу? Финч попытался уверить себя в том, что это не так, и решил не сводить глаз с пса — Нейв с поразительной легкостью продирался сквозь плотный полог листвы. В лесу было поразительно тихо, не было слышно ни чириканья птиц, ни звуков, издаваемых небольшими животными, ни жужжания насекомых. Тишина казалась Финчу осязаемой; вскоре ему сделалось жутко, и он даже втянул голову в плечи и обхватил себя руками. Спустя какое-то время до его слуха донеслось журчание воды. Река протекала где-то рядом, неподалеку от тропы, по которой двигались мальчик и собака. Чтобы не отставать от Нейва, Финчу пришлось перейти на легкий бег.
Он вдруг поймал себя на том, что бессознательно повторяет про себя одну и ту же фразу. «Я не причиню тебе вреда», — раз за разом мысленно произносил он, давно сбившись со счета. Скорее всего именно восприимчивость к магии убедила его в том, что это Чаща отвечает ему. Правда, произнести эти слова вслух он никогда не смог бы, как не смог бы расправить крылья и взлететь над землей.
Спустя некоторое время Финч решил, что Чаща и вправду не сделает ему ничего плохого. Шепот — а именно шепотом казались звуки, издаваемые волшебным лесом, — постепенно сделался нежным и успокаивающим. То, что поначалу пугало, представлялось зловещим, теперь словно прониклось к нему расположением. Хотя мальчик довольно бесцеремонно раздвигал встречавшиеся ему на пути ветви, листья приветливо касались его лица, и каждое такое прикосновение вызывало ощущение приятной щекотки. Времени на то, чтобы остановиться и задуматься, отчего это происходит, у Финча не было. Нужно двигаться вперед. Он даже не заметил, что, стремясь не отстать от Нейва, давно перешел на быстрый бег.
Наконец мальчик и пес выбрались на другой край леса. Казалось, будто путешествие через темную мрачную Чащу длилось целую вечность. Но стоило им выйти на открытое пространство, как Финч понял, что оно заняло всего несколько минут. Стало ясно, что все это время он и его четвероногий друг шли берегом Темной реки. Ее течение оказалось не таким стремительным, как предполагал Финч, а сама река не слишком широкой. Однако было в ее темных водах нечто действительно зловещее. На другом берегу, куда вел бревенчатый мост, среди огромных валунов, которые далее переходили в знаменитые Скалистые горы, стояла небольшая избушка. Из трубы струился дым. От дверей вела дорожка, уходившая к крошечной пристани, где на волнах покачивались три лодки, аккуратно привязанные к деревянным столбикам. Эта была неожиданно уютная, домашняя картина, однако шум реки напомнил Финчу о том, что зевать нельзя; надо быть настороже.
